Я нашла ее на заднем дворе, склонившуюся над испорченным матрасом. Засучив до локтей рукава, она колотила по нему, вытряхивая конский волос. От ее энергичных усилий задний двор заволокло клубами пыли, застилавшими вид на ближний холм. Так что я не смогла разглядеть ни окружающего пейзажа, ни лошадей на выгоне, ни неба, как будто она стояла на фоне пустого театрального задника.
– При мне был багаж, – обратилась я к ней. – Что с ним?
– Так он в гостинице, в «Нью-Инн». – Она разогнулась и уперла руку в поясницу. Двор был весь завален клоками стриженого серого волоса. – Да только переправу затопило. По мосточкам еще куда ни шло, я вон прошла, а карета как пить дать завязнет.
– И сколько еще ждать, пока переправа наладится?
Она покосилась на небо, хотя мало что могла разглядеть сквозь тучи пыли.
– Если распогодится, так несколько деньков. А коли дожди зарядят, так, – она надула щеки и шумно выдохнула, – кто ж его знает?
Меня взяла злость, что я рискую еще долго не получить своего туалетного набора, а мне так его не хватает. Миссис Фаррер между тем принялась сосредоточенно рыться в кармане, пока не извлекла на свет божий жестяную коробочку размерами не больше табакерки.
– Я так полагаю, леди, вам понадобится вот это, – сказала она.
Я не задумываясь протянула руку. Внутри коробочки что-то перекатывалось.
– Что это? – удивилась я.
Она украдкой глянула на меня, точно мы стояли среди толпы и обе боялись привлечь внимание.
– Так пилюли женские. На мяте болотной[5]. А не подействуют, так мистер Стэнли знает одного доктора. Дите-то у вас еще не зашевелилось, нет?
И снова я лишилась дара речи. Я почти отшатнулась и выронила коробочку, она упала, и пилюли раскатились по плитняку двора. Боже, какой же я была наивной дурехой, когда воображала, что отец держит этот дом для любовных утех! Вовсе не приютом страсти он был и не для греховных удовольствий предназначался. Уединенный, лишенный тепла, мрачный и жестокий, он был местом, где любовные романы отца не начинались, а получали завершение.
– Нет! – вдруг охрипнув, запротестовала я. – Вы, миссис Фаррер, неправильно все истолковали. Совсем не за этим я сюда приехала. Я добропорядочная дама в несколько затруднительном положении, не более того.
– Ах, мадам, – жалостливо промолвила она, – они тоже все так говорили.
Шли дни. Мы со Стэнли, более-менее пристойно одетые, хотя и в безобразные одежды с чужого плеча, каких я сама никогда бы не купила, большую часть дня проводили в уютной кухоньке, где в очаге всегда горел огонь и в чайнике булькала закипающая вода. Из наших коротеньких, несмелых, не дальше окончания подъездной дорожки, вылазок я уяснила себе, где мы оказались: места и правда были глухие и отдаленные. Дом сидел на гребне торфяного холма, с трех сторон окруженный пустошами, и чаще всего над ним зависали облака. К востоку лежала долина, открывая – если позволяла погода – вид, простиравшийся вдаль от высокой трубы свинцового рудника и вниз к маленькой мельнице в речной долине, где раскинулась деревня. Луга были сплошь подтоплены, у берегов реки плескались мутные заводи, и, глядя на их, я поняла, как ненадежна, должно быть, здешняя дорога там, где ныряет в затопленные поля.
Я затаивалась в уголке под широкими сводами крыльца, а Стэнли носился взад-вперед по дорожке или в маленьком садике и высоким жалобным голоском упрашивал меня поглядеть, что он нашел, или поиграть с ним в новую игру, а сам постепенно приближал ко мне пространство своих игр. Кончалось тем, что мы сидели с ним бок о бок на утлой скамеечке, глядя на заунывный дождь.
Там же, на крыльце, мы сидели одним особенно хмурым днем неделю спустя после приезда, и Стэнли все старался вскарабкаться ко мне на колени, невзирая на то что я, склонившись над книгой, читала.
– Мама, мама, что мы сейчас будем делать?
– Давай-ка чуть-чуть посидим спокойно.
В доме нашлась кучка дешевых душещипательных романов, и я никак не могла сосредоточиться на их примитивных сюжетах, даже если Стэнли не дергал меня, а больше гадала, кто и при каких обстоятельствах надумал привезти сюда эти книжки. Томились ли они такой же скукой, как я? Скукой и таким же страхом? Слышали ли они те же зловещие ночные шаги?