– Да нет же, сотнями лет.
– Лежал бы он здесь сотни лет, давно рассыпался бы от жара.
Шесть была права. Таниэлю вспомнилась смотрительница с ее древним песнопением. Наверное, в здешних местах сохранились и другие древние обычаи.
– Может, здесь это считается жестом вежливости.
Снег падал всю ночь. Таниэль знал это по себе, потому что часа в два пополуночи как от толчка проснулся в саду. Он стоял босиком в снегу возле калитки, повернувшись лицом к черным водам озера.
Должно быть, он проснулся оттого, что весь промерз. Он стоял без пальто, в одной пижаме, и свистевший в камышах ветер до костей пробирал его колючим холодом. Таниэль опустил взгляд на землю, на свои руки, на мерцающие воды и силился понять, снится ли ему особенно правдоподобный сон или вся эта дичь происходит с ним наяву. Он с силой хлопнул себя по запястью.
Боль он чувствовал. Значит, бодрствовал.
За те мгновения, пока его мозг осознавал, что он стоит во дворе и, видимо, как лунатик, ходил во сне, внутри, под сердцем, все туже сворачивался клубок, а когда окончательно пришло осознание, клубок враз размотался, и Таниэля захлестнула паника, а тело сотрясала крупная дрожь.
Он бегом бросился к дому и с грохотом толкнул дверь, правда, притворил ее намного тише, вспомнив, что его спутники спят. Ему пришлось немного постоять на пороге, прижимаясь лбом к двери, чтобы разобраться, что его так сильно напугало. Хождение во сне еще не означало, что с ним творится нечто ужасное, – просто он немножко выбит из колеи.
С мороза прохладный сланцевый пол казался почти раскаленным.
– Ты в порядке? – на ступеньках лестницы стоял Мори. Он в недоумении взял свисавшее с перил толстое одеяло и машинально расправил его. Поверх пижамы Мори набросил черное кимоно и подпоясался белым кушаком, отчего смахивал на только что посвященного в церковный сан.
Таниэль хотел было рассмеяться и сказать, что все путем и с ним просто приключился забавный казус. Но произнес совсем другое:
– Какое там, я только что проснулся в саду у калитки, а теперь у меня, кажется, сердечный приступ.
Мори спустился с лестницы, положил ладонь на грудь Таниэля и немного подождал, как будто прислушиваясь.
– Никакого приступа. Со мной тоже такое случалось, когда мои братья ушли на войну. Так что жить будешь. – Мори похлопал его по руке. – Сомнамбулизм, значит. Как я понимаю, это что-то новенькое?
– Такого со мной никогда раньше не бывало.
– Надо пропустить по стаканчику вина, – решил Мори и подмигнул. – Раз появились неполадки со сном, значит, ты окончательно повзрослел. Наконец-то. Это событие надо отметить.
– Зато ты у нас взрослый и битый жизнью, – произнес Таниэль ослабевшим от благодарности голосом.
– Ты теперь – тоже. Пойдем. Нас ждет вино.
Мори отвел его в кухню и усадил на стул возле печки, а сам совочком нагреб немного тлеющих угольков в чашку и дал в руки Таниэлю – согреваться. Затем налил в бокал красного вина, которое нашлось в корзинке смотрительницы. Покончив с этим, Мори изучающе оглядел друга.
– Ну вот, уже выглядишь лучше. Правда?
Таниэль кивнул.
– Спасибо тебе, – сказал он мягко. Чашу с угольками он держал у сердца. Токи крови крохотными иголочками покалывали в его пальцах.
Мори чинно поцеловал его в лоб. Таниэль подался вперед и прижался к груди Мори, чувствуя себя снова в безопасности, но при этом пристыженным. Поцелуй был из тех, каким успокаивают ребенка, если он испугался паука.
Наутро все вокруг стало белым-бело от снега. Шесть скатилась по ступенькам, уже одетая в пальто и теплые ботинки, и в нетерпении приплясывала под дверью, пока Мори не встал и не отпер замок.
Таниэль еще с детства порядком намерзся и с удовольствием нежился у печки с чашкой горячего чая, довольный, что он в тепле, а не снаружи, и не имел ни малейшего желания высовываться во двор. Зато Мори взирал на снег как на преизрядное чудо.
Таниэля осенило, что ему выпал шанс победить Мори в снежки, ведь здесь Мори не сможет угадывать, откуда и когда в него прилетит очередной ком.
– А что, нам тоже не грех прогуляться, – бодро заявил Таниэль.
В дневном свете болота приобрели совсем другой вид. Они простирались куда хватало глаз, понизу затянутые мглистой дымкой.
Зато вода в озере отличалась необычайной прозрачностью и просматривалась до самого дна. На дне что-то вроде бы колыхалось, наверное, темные заросли водорослей. Правда, сквозь прозрачную воду вокруг свай мостика проглядывали какие-то предметы. Монеты и нечто другое, больше размерами и продолговатое, то ли ножи, то ли драгоценные украшения, а еще кости. Таниэль готов был поклясться, что различает на дне конскую челюсть.