Таниэль присоединился к остальным, как только вымылся и сменил одежду. Его все еще трясло от холода, но узнать, что еще расскажет женщина, он хотел больше, чем согреться. Правда, Мори заранее развесил возле духовки одеяло и передал его Таниэлю, когда тот уселся на свободный стул у стола.
– Так оно завсегда бывает, – спокойно сказала смотрительница, будто совсем не беспокоилась из-за происшествия. В руках она сжимала чашку чая. Другую, только что налитую, Мори вручил Таниэлю. – Это местечко на многих действует странно. Надо было мне оставить вам записочку, да не хотелось вас пугать. В общем, и беспокоиться-то не о чем. Что-то такое в здешней воде, знаете ли.
Таниэль опустил взгляд в свою чашку.
– Это не просто сомнамбулизм, – сказал он, – мы… м-м-м… – и посмотрел на Мори, не будучи уверен, как продолжить.
– Мы, кажется, многое позабываем здесь, – пришел тот ему на помощь.
– Ну да. Разве не за этим вы сюда явились? – спросила она. – Сюда как раз и приезжают забывать. – Ее водянисто-голубые глаза скользнули по Таниэлю. – А вы, однако, нет, верно? Коли не желали оставить здешним местам горстку воспоминаний, так лучше бы и не приезжали, – голос ее зазвучал сурово.
Таниэль не нашелся что возразить.
– Зато от этого все воспоминания! Вот радость так радость! – Она улыбнулась Мори. – Будущего-то куда как больше будет, чем прошлого. Чудеса, как все это в одну голову вмещается. С одним из вас мы не виделись… почитай уж лет тысячу как. – Она все еще улыбалась, и улыбка ее была такой же изголодавшейся, как та, с какой уставилась на них пронырливая, как угорь, женщина, поившая их озерной водой на пристани. Впрочем, нет, улыбалась она не всем, а одному Мори. – С тех еще пор, как святость снизошла.
Таниэль готов был вскочить, но замер, увидев, что Мори даже не думает вставать. Он по-прежнему сидел смирно и спокойно смотрел на женщину, словно она вещала что-то разумное.
– Мы думаем, – теперь смотрительница обращалась к Таниэлю, – вам надобно снова заснуть и оставить попытки увезти его отсюда. – Она наклонила к нему голову. – Да, мы так и думаем: вам надобно снова заснуть и потонуть в озере.
Таниэль набрал в грудь воздуха, чтобы сказать, что смотрительница спятила, но, кто бы она ни была и чем бы ни было все происходящее, ее слова имели вес. Он тут же почувствовал сонливость. Он жутко устал, и после ее слов лечь спать показалось ему прекрасной идеей.
С лестницы донеслись топот и грохот, это Шесть спускалась по ступенькам.
Смотрительница улыбнулась ей.
– Мы думаем, что ты, малышка, тоже должна остаться с нами. Ты все очень хорошо помнишь, правда? Все громкое и вострое. Об эти воспоминания можно пораниться.
Голос звучал как-то неправильно и постепенно, точно яичный желток, сползал вдоль его позвоночника; Таниэль понял, что такой эффект достигался тем, что женщина говорила синхронно с Мори. Они вдвоем глядели на Шесть.
Шесть уставилась на всех них. Таниэль застыл, словно парализованный, но где-то в глубинах души трепетала мысль, что он должен вскочить и бежать отсюда куда глаза глядят, прихватив Мори и Шесть, бежать прямо сейчас, но сил воплотить мысли в действие у него не было. Неимоверная тяжесть придавила его разум. Он чувствовал, что прямо здесь, в кухне, готов погрузиться в глубокий сон, и тогда, боже упаси, эта тварь утащит его в озеро.
– Ну нет, не дождетесь. Надевай пальто, – велела Шесть Таниэлю. – И хватай Мори.
– Нет, – в один голос возразили смотрительница и Мори. – Ты должна остаться с нами.
– Дудки, – мрачно заявила Шесть. – Они мои и вам не достанутся, так что катитесь отсюда куда подальше.
Таниэль почувствовал, что нечто, опутавшее его разум, дрогнуло. Этого оказалось достаточно, чтобы стряхнуть его и прижать ладонь к горячему чайнику. Дикая боль мигом прогнала сонную одурь, и он застонал от ожога. Смотрительница взвизгнула и тоже сжала ладонь, будто обожглась.
Тем временем Мори приходил в себя. Таниэль своими глазами видел, как друг снова становился собой.
Шесть сунула в руки Таниэлю пальто и уже толкала Мори ко входной двери. А смотрительница сидела и глядела на них, мурлыча себе под нос.
Оказалось, вчера они верно рассудили: идти по снегу и правда было тяжело, как бы тепло они ни укутались. Снег цеплялся за ноги, мешая идти, совсем как та тварь из озера. Смотрительница не стала их преследовать, да ей этого и не требовалось. Что бы ни чинило им помехи, оно обитало в снегу и воде. Таниэлю казалось, что мысли в его голове очень тяжелые, точно облитые толстым слоем патоки. Выныривая из полузабытья, он не мог вспомнить, что делает здесь, среди холода и темноты. Шесть вложила ему в руку зажженный бенгальский огонь.