– Вот я переброшусь словечком с мистером Д***. Вот увидите, я смогу. Уж он вправит мозги вашим дорогим папаше и мамаше.
Дальше случается вот что: пламя в газовых рожках ярко вспыхивает, лилии в своих вазах съеживаются, над ухом Нэн завывает арктический ветер.
Нисколько не напуганная, она закрывает крышку гроба, довольная, что с неприятным делом покончено.
Пембл просыпается от настойчивого стука в дверь. Открывает глаза. Его щека лежит на смятой странице великой книги о жизни и смерти.
Стук меняется, теперь в дверь столь же настойчиво колотят кулаком. Пембл выпрямляется за столом.
Теперь снаружи трясут ручку двери. Со всей силы. Его окликает притворно-жалобный гундосый голос.
– Мистер Пембл, вы, случайно, не дома ли?
Пембл захлопывает книгу, прячет ее и успевает натянуть брюки, прежде чем в дверях возникает миссис Пич: его замок она открыла как нечего делать. Перед Пемблом хозяйка пансиона, ужас что за ведьма, тонкая как хлыст, тощая, щетинится острыми локтями и ключицами, на голове устрашающая копна черных как смоль кудельков (не собственных).
– Вы уж простите мое вторжение, мистер Пембл, – слова сопровождаются делано горестной улыбкой. – Неделю как вас не видела, и кстати, что там у нас с арендной платой? – Она оглядывает комнату, замечает нетронутую кровать, на ней явно не спали, замечает и объедки скудных Пембловых трапез. – Вы что же, мистер Пембл, хотите мне на весь дом напустить крыс?
– Простите, нет, конечно.
– Я, мистер Пембл, содержу мой пансион в чистоте и опрятности.
– Да-да, давайте я вам принесу деньги прямо вниз, – предлагает Пембл со всей учтивостью, какую сумел наскрести в душе.
Миссис Пич пересекает комнату, поднимает занавес, скрывающий фотолабораторию Пембла, заглядывает внутрь.
– Мистер Пембл, мы, кажется, уговаривались, что здесь будет ваша опочивальня, не так ли?
– Ах, простите, да.
Миссис Пич переключает внимание на разбросанные по всей комнате фотокарточки.
Пембл закипает гневом, видя, как миссис Пич берет и с любопытством разглядывает восхитительные изображения тела Лили Уилт.
– Она же мертвая?
– К прискорбию, да.
– Бедная малютка. Сколько же ей было, двенадцать?
– Семнадцать.
– Чахотка, да? Вот ведь напасть, косит, подлая, юных красавиц направо и налево.
– Нет. Никакая не чахотка.
Она, прищурившись, вглядывается в фотокарточку.
– Тогда, наверное, несчастный случай? Вон голова какой странной формы, на виске вроде бы вмятинка.
– Ее голова совершенна. Она скончалась во сне.
– Это что, Лили Уилт?
– Да.
– Та самая знаменитая Лили Уилт?
Пембл молчаливо соглашается.
– «Спящая вечным сном красавица»! В газетах ее называют «Главной праздничной достопримечательностью Лондона»! – Миссис Пич бросает на Пембла лукавый взгляд. – Да жаль, ненадолго.
Пембла охватывают дурные предчувствия.
– О чем это вы?
– Так ее же продали хозяину одного цирка. Погрузят Лили Уилт на корабль, и поплывет она в Америку, а то как же.
Пембл в ужасе вздрагивает.
– Нет, вы только подумайте! – никак не уймет свою трескотню миссис Пич. – В честь этой маленькой замухрышки уже и туалетное мыло назвали!
Пембл сгребает в охапку пальто со шляпой и стремглав бежит к двери.
– Мистер Пембл, плату, будьте так любезны, не забудьте!
Пембл на всех парах несется к семейному особняку Уилтов на Ганновер-сквер. Наметанный глаз дворецкого у парадного крыльца отмечает вот что: весь всклокоченный, пальто нараспашку, взгляд безумный, руки заметно трясутся, губы – тоже. Дворецкий сообщает Пемблу, что за его отсутствием его наниматели «Стердж и сыновья» прислали второго у них по даровитости посмертного фотографа, мистера Стиклса. Мистер Стиклс явился незамедлительно, со всем тщанием провел сеанс и представил мистеру и миссис Уилт коллекцию фотокарточек, коими те совершенно очарованы.
– Позволите ли мне всего лишь… Умоляю, на один момент к мисс Уилт…
– Боюсь, что нет, сэр. – Дворецкий решительно захлопывает дверь перед носом у Пембла.
Пембл бредет прочь. Он едва соображает, что сейчас сочельник. Толпы жизнерадостных людей, легкий снежок, довольные уличные мальчишки и торговцы апельсинами, с пылу с жару каштаны, нарядно украшенные окна лавок – только Пемблу до всего этого нет дела. И вдруг лучик света вспыхивает во мраке. Ему вспоминается образ возлюбленной. Перед мысленным взором встает ее изящный призрак, ее безукоризненное, как у святой, тело.