Выбрать главу

Гильем встал, взял одну из бадеек, кивнул Бернару на вторую и не спеша стал подниматься в гору. Новичок поначалу решил, что поднимется так же лихо, как и спустился, но извилистая горная тропа живо укротила его норов, и спустя полчаса Бернар пыхтел рядом со спутником, уже не пытаясь взлететь к вершине одним махом. Вылив принесенную воду в бочку, вкопанную в землю под навесом, Гильем повернул обратно.

-Э-э-э... ты куда это? - Глаза-жареные каштаны готовы были затрещать от изумления.

-За водой. Пошли.

-Что, еще раз?!

-Repeticio est mater studiorum, - нравоучительным тоном ответил за Гильема подошедший к школярам отец Тома, - ступайте, юноши, не ленитесь. А ты, сын мой, запомни, что с первого раза редко какой урок застревает в ваших бестолковых головах; ступай, повтори - и впредь не задавай глупых вопросов.

 

Когда в Омела появился Бернар, Гильем уже не был новичком. За время, проведенное в пути вместе с Аймериком Пегильяном, он легко распростился с родным каталонским наречием и так же легко заговорил на окситанском языке. Первые недели в школе были отнюдь не безоблачными, и все предупреждения Письмеца оказались как нельзя кстати. Но было в характере каталонца нечто такое, что примирило с ним даже самых старших и чванливых «козлят»; Гильем был так открыт, доверчив и счастлив, что никому не хотелось обижать его. А еще он придумывал самые невероятные проделки, и с его появлением жизнь «козлят» заметно оживилась. Однажды они пробрались ночью в комнату мэтра Арно, загулявшего по случаю пасхальной недели, и всю мебель - кровать, стол, сундук - на толстых веревках подвесили к потолочным балкам. Вернувшийся далеко заполночь учитель долго шарахался в пустой комнате, ничего не понимая и чертыхаясь вполголоса, и улегся спать прямо на полу, на сердобольно оставленном школярами тюфяке. В другой раз «козлята», прослышав о готовящейся в селении свадьбе, заявились так же на ночь глядя в трактир и опустошили все приготовленные к свадебному пиру столы... после чего соорудили пару чучел, довольно похоже изображавших священника и церковного служку, объевшихся и заснувших прямо за столом. Пришлось семьям жениха и невесты сообща восполнять урон, нанесенный прожорливыми юнцами, которые, к слову сказать, весь день и всю ночь веселили собравшихся гостей, не жалея сил.

Учился Гильем легко и страстно. С учителями ладил. А с приходом в Омела Бернара, сына бедного тулузского рыцаря, он обрел настоящего друга. Как-то само собой вышло так, что юноши стали все делать вместе - учиться, выполнять хозяйственные повинности, бегать в селение или пробираться в замок, и, разумеется, есть из одной миски. Вместе сочиняли тенсоны на заданные темы. Вместе отрабатывали уроки мэтра Арно, жонглируя до головокружения и отшибая пальцы деревянными мечами. Вместе забирались ночью на замковые огороды, объедались, а потом хором стонали от невыносимой рези в животе. Они поссорились всего один раз.

 

 

Сеньором замка Омела был уже старый и весьма недужный рыцарь Адемар, славно послуживший графам Тулузским, а ныне вкушающий заслуженный отдых. Оскудев силой и здоровьем, он ничуть не оскудел умом и жизнелюбием. Женой рыцаря была госпожа Аэлис, прекраснейшая из дам, когда-либо живших в Окситании, обладавшая всеми достоинствами, надлежавшими столь благородной даме: и красотой, и знатностью, и молодостью. Жила она в доме рядом с домом старого сеньора, оба дома окружала одна стена и соединял их подъемный мост. Аэлис была истинной хозяйкой Омела, замок жил согласно распорядку и правилам, которых она придерживалась. И именно благодаря ей Омела из сурового орлиного гнезда, немногим отличавшимся от пограничного гарнизона, превратился в уютное жилище, наполненное не только необходимыми вещами, но и предметами роскоши. При супруге старого рыцаря всегда находились несколько благородных девиц, не имевших иной заботы, кроме как о собственном теле да об угождении своей госпоже. Количество же служанок не поддавалось исчислению. И все они, все до единой, в свой час становились добычей Бернара; увы, славный тулузец оказался неисправимым бабником и готов был бежать даже за юбкой, надетой на дерево. А поскольку он был статен, хорош собой, обходителен и болтлив, то служанки в Омела были попросту обречены. Кроме одной.

Ее звали Тибор, она прислуживала одной из придворных девиц. Родом она была, как и Гильем, из Каталонии, и за внешней сдержанностью прятала весьма горячий нрав. Когда Бернар только начал обхаживать ее, девушка весьма ясно дала ему понять, насколько несбыточна его надежда уединиться с нею в укромном уголке. С первого раза Бернар ее не понял, и пришлось втолковывать ему эту непреложную истину повторно. Но тулузец не унимался.