Разговор происходил в рубке, где Комлев разложил на столике старую карту и придавил ее концы двумя плоскими озерными голышами, которые, видимо, для этой надобности и лежали на столе.
Оливейра молча кивнул, давая этим понять, что предоставляет Комлеву возможность принять на себя всю ответственность за выбор курса. Если бы они пошли курсом, которым ходили все время, они бы оставили остров Кимау справа, только и всего. Но шли бы они по большим глубинам.
— Жуан, объясните рулевому, что мы пойдем не по компасу и что теперь от него потребуется. У вас это лучше получится, чем у меня.
Быстрая речь на лулими заполнила рубку, потом резко оборвалась, и рулевой молча кивнул, полуобернувшись к Оливейре.
Комлев еще раз пробежал взглядом по карте, оценивая предстоящий им путь. Остров Кимау, который они оставляли слева, был нагромождением бурых скал, которые возвышались в угрюмой задумчивости. На них не было даже чаек.
Это заметил и Оливейра, которого это обстоятельство явно встревожило.
— Чаек почему-то не видно, капитан, — сказал он, будто заметил какой-то непорядок в природе или подозревал в чем-то пернатых. — Если они улетели, значит, их что-то напугало.
И в этот самый момент послышался слабый еще звук работающих моторов, и из-за скалистого мыса вышли два катера с рулевыми рубками и направились теперь прямо к «Лоале». Значит, они таились за этим островком, поджидая пароход. И если бы он пошел обычным курсом, встреча с ними была бы все равно неминуемой.
Взводный командир Нгуби отдал вниз с мостика команду солдатам, и они сразу же открыли огонь по катерам. А Комлеву и Оливейре он быстро сказал, еще раз приложив глаза к биноклю:
— На носу первого катера безоткатное орудие. Оно стреляет реактивными снарядами, понятно? Делайте поворот вправо, чтобы не подставлять им весь борт!
Оливейра сам стал за штурвал и стал круто перекладывать руль. Нос «Лоалы» пошел вправо, но как медленно он шел! Справа был остров Ньюмо, и Комлев видел на карте обозначение глубин. Рядом проходила ровная отмель, и глубины были не более пяти-шести метров, если верить карте. Он заметил, что внутри у него сейчас все сжалось, как бывало в юности, когда надо было выходить в боксерской секции на ринг для тренировочного боя с противником сильнее себя. Комлев уже понимал, что если борт будет разворочен снарядом, лучше оказаться на мелководье, а на глубине судно может опрокинуться из-за большого крена, набрав воды в пробоину.
Все солдаты сейчас стреляли по катерам, и результат уже был заметен, так как один из их вильнул носом в сторону и отстал, пока там заменяли убитого рулевого. Но на том, где было безоткатное орудие, все-таки успели сделать выстрел, а борт полностью отвернуть не удалось. Взрыв прогремел, и осколки взвизгнули над мостиком. Оливейра помчался вниз, чтобы увидеть, что ожидает теперь пароход. Лугья снова стал к штурвалу и продолжал поворачивать смертельно раненое судно в сторону отмели. На первом катере, где стреляли из безоткатного, сделать новый выстрел уже, видимо, было некому. Он вообще потерял ход и бессильно подставлял свой борт пулеметным очередям с медленно тонущего парохода. Но свое черное дело он успел все-таки сделать.
Комлев ринулся к переговорной трубке и крикнул в машину:
— Гасите быстрее топки, чтобы туда не попала вода. Иначе взрыва не избежать!
Но механик Шастри ответил со своим привычным уже отрешенным спокойствием:
— Все это уже делается. Взрыва не будет. Мы сейчас на большой глубине?
— Если сядем на грунт, верхняя палуба может быть над водой.
Крики по пароходу раздавались, но панических не было. Судно успело по инерции дойти до середины отмели. Оливейра сообщил, что взрыв проделал большую дыру в истонченном от времени корпусе и крен на левый борт стал заметнее. Но потом вода разойдется по всему трюму, и судно сядет на грунт всем корпусом. Хотелось на это надеяться.
Оба катера мятежников, слегка накренившись, бессильно качались на пологих озерных волнах, словно большие поплавки. Они уже вышли из строя, но это было слабым утешением.
Оливейра и боцман распоряжались спуском шлюпок. В них не было пробоин, и их должно было хватить на всех.
Симанго и Муйико заканчивали выгребать раскаленный уголь, а заодно и шлак из топок, когда стальной настил кочегарки начал постепенно покрываться забортной водой. Они работали молча, орудуя длинными стальными гребками. Механик Шастри озабоченно заглянул к ним из машинного отделения, посмотрел на пышущую жаром гору на полу, шипевшую от соприкосновения с водой, пошевелил седыми усами и молча исчез в машине. Ее, видимо, стало заливать раньше кочегарки. У старшего кочегара были влажные глаза. Было ли это от смеси угольного дыма и едкого пара или от того, что много лет его жизни уходили теперь в водную глубь.