Секретарь встал и быстро для полноватого человека ушел, кажется, даже и не попрощавшись. Он был зол на капитана еще и за то, что тот не дал ему возможности высказать главное, ради чего он и приехал. Не иметь никакого дела с антиправительственными силами! Вот что он должен был сказать. В стране уже не один год шла настоящая война с мятежниками. Считалось, что бои происходили где-то очень далеко. Но было видно, как со столичной окраины несколько раз в день взмывают в небо пятнистые «фантомы» и летят на север бомбить и обстреливать позиции повстанцев. На улицах тем временем появлялись листки на стенах домов с текстами на английском и местных языках. В них говорилось: «Народ взялся за оружие, чтобы свергнуть ненавистную правящую клику, продавшуюся западным неоколониалистам и заокеанским империалистам. И волю народа не сломить!»
Сидя в машине, обдуваемый все еще свежим ветерком, секретарь оглянулся туда, где остался главный порт страны, а в нем эта, застрявшая по чьей-то дурости, «Ладога». А вдруг у них будет связь с мятежниками? Но если грянет скандал и команда окажется в тюрьме, извлекать ее из туземного узилища посольство не будет. Пусть отсиживают весь свой срок.
Безденежье угнетало Свирина, и это замечал Эльяс Халид, который занимался разными торговыми и околоторговыми делами, имел несколько лавок и даже пекарню. Хлеб вчерашней выпечки у него шел по очень заниженной цене. Как-то получилось, что Свирин взял на себя снабжение «Ладоги» хлебом, и поскольку он покупался большой партией, Эльяс делал еще одну скидку, а также за то, что продает единоверцам, что он не раз подчеркивал. На его груди сквозь широко расстегнутый ворот рубахи с красноречивой наглядностью красовался большой серебряный крест, формой напоминающий коптский. Ведь Эльяс был христианином несторианского толка.
— У вас много хлеба едят, — одобрительно отмечал Эльяс, — у нас в Сирии тоже. Хлеб — основа всей жизни.
Неожиданно он сделал предложение Свирину:
— Слушай, Игор, вам, я слышал, уже давно судовладелец не платит. Как можно так жить? Хочешь, я тебе иногда буду давать заработать? Съездить надо туда-сюда с партией товара, проследить, чтобы все хорошо сгрузили. Бумаги все будут подписаны. Я позвоню, чтобы тебя ждали. То, что с товаром приедет не африканец и не азиат, это здесь внушает доверие. Это говорит о солидности фирмы.
И вот в свободное от вахты время Свирин одевался в то, что было почище и поновее, садился в кабину небольшого грузовичка рядом с темнокожим водителем и ехал с товаром. Эльяс платил ему немного, но исправно.
— Один из ваших, мне говорили, неплохие деньги зарабатывает, но может плохо кончить, — как-то не без умысла заметил Эльяс.
— Кто же это? — с вялым любопытством спросил Свирин.
— Имени не знаю. Худощавый такой, с темными волосами, ходит весь в белом, как колониальный англичанин.
Свирин начинал догадываться, но решил промолчать. Он вспомнил, как он пробегал по коридору жилой палубы и в приоткрытую дверь каюты, где жил Каминский, увидел пару бутылок на столе и гору разной соблазнительной снеди. Хозяин каюты поспешно захлопнул дверь.
Эльяс потрогал седеющие усы и с замаскированным равнодушием повторил:
— Да, может плохо кончить. Дело в том, что владелец одного заведения очень хотел найти белого управляющего. Для представительности. Вот ваш моряк и играет эту роль. А в этом заведении не только ресторан, там и игорный притон, и наркотики водятся, и девочки есть по вызову. Я-то знаю.
— Его следует предупредить? — неуверенно спросил Свирин, хотя симпатий к тому, о ком шла речь, не чувствовал.
— Можешь, конечно. Только на меня не ссылайся. Это дело опасное.
Потом он начал жаловаться на сложность жизни в стране, подчеркивая, что при англичанах жить было проще, так как соблюдался порядок.
— Сейчас каждый смотрит на другого, как на свою добычу. В Африке так было всегда, но тогда действовали копьями и стрелами, а сейчас в ход идут более современные вещи и способы. Чиновники стараются урвать побольше из-за шаткости своего положения. Их даже нельзя теперь подкупить. Это значит, что чиновник сегодня берет у тебя деньги и ставит печать или свою подпись, но завтра он делает вид, что тебя не знает и все надо начинать сначала.
Они сидели в плетеных креслах в небольшой конторе Эльяса и пили холодное пиво из высоких стаканов. Между ними стоял и жужжал, как гигантский шмель, большой вентилятор. Создаваемый им теплый воздушный поток был все равно приятнее унылой неподвижности воздуха.
— Вот придет Нванги и жди перемен, — с тревожной многозначительностью заявил Эльяс, понизив голос. — Обещает расстреливать коррупционеров без суда. Правда, многие так говорят.