Живая прелесть описанной сцены тронула меня. Я отложил ручку и с интересом принялся слушать, что было дальше.
«Я ему: у тебя совесть есть? Совесть у тебя есть, тунеядец?! А лед на Брестской кто будет колоть? Кто, спрашиваю, будет колоть лед? И что ж он мне отвечает, ирод? Я, говорит, Вера Пална, взял великий почин. Наш, говорит, ДЭЗ должен мною гордиться и водить на мой участок интуристов и высоких гостей столицы. Потому что во всей столице только у меня на участке лед держится аж до середины мая!.. Ой, да что тут говорить! Зла не хватает на засранцев! Не хватает зла!»
Вера Павловна вздохнула тройным страдальческим вздохом, приняла у меня заявление с анкетой и повела показывать жилье. Мы обогнули пивную, ей оставалось уже недолго до превращения в андроповский павильон с автоматами «квас»; пересекли двор, старательно обходя мотки кабеля и разной величины металлические трупы; толкнули раздолбанную дверь подъезда и поднялись по классически заплеванной лестнице на второй этаж, — «вот ваше жилье, а напротив у нас милиционеры, которые по лимиту, значит». Вера Павловна позвонила в ту дверь, которая наша. После обременительной для экранного времени паузы послышались, наконец, шаркающие шаги. Из того, как долго они приближались, я заключил, что квартира большая. Щелкнул английский замок, и на пороге возник Юппи.
Нет, на пороге возник, конечно же, не Юппи. На пороге возник Алик Йоффе, хотя я и этого тогда еще не знал. Я только почему-то сразу догадался, что это тот самый коллега, который аристократично остужал бутылку пива в подручной луже. В Юппи он превратится через несколько лет, в Израиле, на курсе молодого бойца, потому что из-за отсутствия значков для гласных[20] в нашем ненормальном языке, все без исключения командиры и другие офицеры наших душ будут читать его фамилию неправильно и не будут понимать, почему ограниченный русский контингент роты давится хохотом.
Но, когда мы с Юппи вспоминаем наше знакомство, то он о себе тоже теперь думает уже как о Юппи, а не как об Алике Йоффе. Как и для меня, хронологический порядок событий для него местами нарушен. А может быть, вообще, наши представления о собственной жизни — это то, как мы расставляем события? Может быть, Малгоська, все вообще сводится к композиции? И в таком случае каждый из нас просто сам себе композитор, и какую музыку мы по жизни пишем, ту и слушаем. А старые друзья хороши тем, что можно слушать вместе избранные фрагменты…
— Вот ваш новый товарищ, — представила меня Вера Павловна. Юппи застенчиво кивнул: «Здрасьте…»
«Это что еще там за товарищ?» Голос раздался из проема справа, в котором я интуитивно верно определил вход на кухню. Вслед за голосом оттуда неторопливо выплыл Эйнштейн в косоворотке, с чашкой чая и «Беломором». Он оглядел меня очень откровенно, чтобы не сказать нагло, шумно отхлебнул из чашки, сплюнул грузинскую чаинку и со значением произнес: «Ага!..» Я не выдержал и спросил: «Что „ага“»?
— Да так, ничего. Добро пожаловать в жидоприемник!
— Ой, ну как тебе не стыдно! — вздрогнула воспитанная в интернациональном духе техник-смотритель и, пытаясь скрыть смущение, засуетилась: «Комната твоя, Мартын, дальняя, вон та, мальчики тебе покажут, введут тебя понемногу в курс дела… ну, кажется, все, пошла я… ах, да, чуть не забыла: политинформация — в девять утра, каждый понедельник, после утренней уборки, а уборка, стало быть, есть утренняя и вечерняя, и два раза в месяц надо снимать показания счетчиков — воду и электричество по участкам, Альберт тебе объяснит, как это делается, правда ведь, Альбертик, ты же физик у нас?..» Альбертик снисходительно кивнул: «Будьте покойны, Вера Пална, все объясним аж до пятой цифры после запятой!» — «Ну, ребятки, устраивайтесь!» Дверь за незлой усталой женщиной закрылась. Мы пошли пить чай на кухню.
Какая же это все-таки была огромная квартира! Говорят, раньше в ней располагались меблированные номера. Похоже, что так. Четыре просторные комнаты выстроились в ряд стена к стене; в трех жили мы, а в четвертой — холодной, без батареи — какие-то умельцы еще до нас собрали из паркета кропотливыми усилиями стол для пинг-понга (за этим столом я и сегодня обыграю хоть чемпиона мира, хоть кого, потому что знаю все паркетные неровности, впадины, выступы и мелкие шероховатости). Три туалета обеспечивали независимый комфорт жильцов, хотя ванной, к прискорбию, не было совсем. Но зато кухня воплощала своим размахом соборную мечту российской интеллигенции, которую, как и положено, и в этом нет уже, кажется, больше иронии, символически обозначали три жида.
20
За исключением Библии, стихов, пьес и детских книжек, в ивритском тексте гласные не ставятся. Часто поэтому, чтобы правильно прочесть слово, нужно его знать.