бки среди луговых цветов, и слышит, как весело щебечут голоса, пусть и не может разобрать слов. Они слишком заняты подготовкой к свадебному обряду, чтобы обращать ещё на что-то внимание, убеждает себя Тами, но в глубине души знает ответ: больше им никогда не быть подругами. Глупо сожалеть, повторяет она себе раз за разом, разве не о свободе она так яростно мечтала? А молчание и одиночество - мелочь по сравнению с той ценой, которую уже пришлось за неё заплатить. Теперь, когда она может свободно передвигаться по Деревне и до глубокой ночи работает в полях, особенно страшно ненароком столкнуться с Финном. Встреча неизбежна, ведь вокруг высокая стена, а значит, слишком мало места, чтобы затеряться. Но Тами держит ухо востро и обходит стороной те тропы, на которых они могли бы пересечься. Впрочем, он и сам, похоже, не горит желанием лишний раз видеться. Впору бы и вовсе про него забыть, да только Питер будто специально заводит речь о нём каждый вечер. - Не надо было признаваться, глупышка. Ну, наказали бы Финна, а не тебя - что с того? Он ведь, знаешь, тоже не святоша. Бросился за тобой, когда ты запустила чашу ему в лицо, преследовал до самой стены. Ты-то, конечно, наломала дров, но ведь и он замарался - ворота ведь и не попытался запереть. Тами прикрывает веки, чтобы не видеть упрямого подбородка и губ, нашёптывающих опасные мысли, и всё думает: откуда ему так много известно о том, что происходило у ворот? Ведь сам он находился в Круге и не мог видеть, как отпирались засовы... Она всегда знала, как это сделать, с самого детства, потому что отец не раз брал её посмотреть на защитный ров и частокол, которые отделяют стену от леса. У запасных ворот никого в ту ночь не было, поэтому она и кинулась к ним, как к последней надежде. Память больше не скрывает страх, что бушевал в груди - страх хотя бы просто заглянуть Финну в глаза, что уж говорить о том, чтобы объясниться. И как готова она была пойти на любую хитрость, только бы он никогда не догнал её. Она всего лишь приотворила одну створку - ровно настолько, чтобы протиснуться и остаться незамеченной, и уловка сработала: Финн не нашёл ей. Он кричал, звал по имени, но лучше было бы сгореть живьём, чем выйти на этот зов. Прячась в тени острых пик, она стояла с закрытыми глазами до тех пор, пока он не ушёл А после... Как так получилось, что ворота остались не заперты?.. Воспоминания обрываются и вновь восстанавливают свой бег уже в спасительной прохладе оврага. Но Тами готова поклясться, что вины Финна в слуившемся нет, как бы Питер не пытался убедить в обратном. - Сегодня я видел Димиана. Он уже может снова выходить на стену в дозор. Этого уже Тами вынести не может. «Молчи, не говори ни слова», - хочется выкрикнуть ей в голос: к тому, что от неё отказались родные и подруги, ещё можно как-то привыкнуть, но Димиан... Как вымолить прощение за то, в чём она сама себя никогда не простит? - Он хотел уйти в лес искать Лету, но Первая Мать не разрешила. Она сказала, что её уже не вернуть, а значит, ему нет никакого смысла рисковать своей жизнью впустую. Тами сворачивается в узел и отказывается дальше слушать. А Питеру приходится уйти, так как он ничего не может с этим поделать. Рано или поздно, но Тами нарушает правила. Из-за Питера. Он приходит сразу, как стемнеет, и говорит: - На рассвете мы уходим на охоту. - И в его голосе Тами улавливает плохо скрываемую гордость. Она вздрагивает, а он смеётся, довольный произведённым впечатлением. Сейчас она замечает, что он одет иначе, чем обычно: на нём серо-зелёная куртка, такую же всегда надевал отец перед тем, как отправиться за стену, а у пояса - длинный нож. Питер почти любовно оглаживает ножны - конечно, первое настоящее оружие. - Ну, так положено, ты же понимаешь, - продолжает он. - Сначала выбираешь себе пару, а потом доказываешь, что способен заботиться о костре. Без этого не будет обручения. - Так ты всё-таки выбрал жену? - вопрос вырывается у Тами сам по себе, минуя все наложенные Первой Матерью запреты. Питер снова смеётся: - Вот ты и заговорила. Я-то уж испугался, что ты и вправду онемела. - Так выбрал? - Что мелочиться и изображать дурочку, когда уже выдала себя и своё огорчение. - Да. - Он выдерживает напряжённый взгляд. Тами не собирается спрашивать, кто она. Хватит и того, что Круг для Питера завершился тем, чем и положено, и он не стал пользоваться правом, данным всем мужчинам, - выйти из Круга одному. Но Питер и сам не может удержать язык за зубами, как будто ему действительно хочется поделиться с ней своим выбором. - Рина. Тами фыркает. - Ты же всегда называл её... - Рюшка-хрюшка, ха-ха! Да, говорил и сейчас говорю. Но она ничего, когда снимает эти свои дурацкие рюшечки с бахромой. Тами отворачивается, надеясь, что это остановит поток откровений, и чтобы уж точно отвлечь его, спрашивает: - А Финн? - А что ему? Дождётся следующего Круга или какого-нибудь другого, тогда и выберет себе жену. - Он не идёт с вами на охоту? - Идёт. Он мог отказаться, но сам вызвался с нами. - Питер смеётся и потрясает воображаемым копьём. - Убивать вепрозверей! Тут он неожиданно наклоняется ближе, и Тами замечает, как блестят в темноте его глаза - ярко, будто светляки в траве. - Я обещаю тебе, что там, в лесу, не упущу случая поквитаться с ним. За всё. И Тами становится жутко, и мороз проходит по коже, когда она понимает, что он не шутит. Но всё равно не может сдвинуться с места и продолжает смотреть, как подрагивают его губы, когда растягиваются в опасной улыбке - такой знакомой и вместе с тем новой, почти звериной. - Я вернусь, овеянный славой, с вепрозверем на плечах, и всё изменится, обещаю! Ей не хватает духа спросить, что он имеет в виду.