Тут надо сказать, что отец из Алексея был, прямо скажем, так себе. Хотя, может, и чуток получше, чем из Ал-44. В этом вся шутка.
Поначалу, отправляясь в ЗС с заданием по внедрению в один из летучих космических развед-отрядов, Ал-44 вообще не придавал значения всяким там семейным глупостям. Жёны нужны были для создания достоверной легенды, неидеальности, того самого грешка, который подарил бы биографии нужный вид. Помимо всего прочего, коллекционировать их было весело… но это он признал уже намного позже, когда перестал прикрывать заданиями все свои решения. В начале до такого уровня самоосознанности ему было пилить и пилить.
Когда одна из жён, что терпеливо ждала его дома, забеременела, он только плечами пожал. У модификантов детей быть не может, как у любых генетических химер. Да ещё и хим-стерилизация сверху… Так что младенец — неплохое прикрытие. А уж чей он там на самом деле, не важно. Хотя генетический анализ, чисто из интереса, сделать всё же надо… Когда-нибудь.
Но руки всё не доходили, да и не волновало его особо, с кем ему там изменяют. Он жёнам платит, оказывает эскорт-услуги по прилёту, рассказывают о любви; они с кем-то там гуляют. Честный бартер.
В общем, генетический анализ ему пришло в голову сделать на шестом ребёнке. Старшему, Балбесу, к тому моменту уже семь стукнуло.
Ну что сказать? Это, конечно, был тот ещё сюрприз.
Нет, в итоге выяснилось, что трое Бобровых таки не имели с ним ничего общего, как минимум генетически. Что он счёл вполне себе нормой: жён он порой не видел по году, было бы странно (с его точки зрения), окажись они ему верны.
Но вот трое детей, без вариантов, были его.
Уже позже он узнал, что во время первого же визита в профессиональную медкапсулу ЗС ему шустро излечили “неопознанный врождённый дефект”. Благо тело модификанта-шпиона ничем принципиально не отличалось от человеческого, как раз на случай, если подобные проверки придётся проходить. Чинили его тогда не планово, а почти по кускам собирали, и медтехник внёс исправления на автомате. И сообщить радостную весть благополучно забыл.
Не сказать, чтобы новость резко сделала из Ал-44 любящего папашу троих сыновей. Собственно, узнав чудесную новость, он сказал: “Твою мать” — и поступил по-взрослому. То есть, радостно свинтил в дальний рейд с любимой группой. Правда на тот момент, понятное дело, он говорил себе, что просто очень-очень хорошо вжился в роль, и именно потому так привязался к этим людям. Которые, к слову, новость о том, что он внезапно поймал стресс на фоне многократного отцовства, восприняли с сочувствием. Не одобряли, но косморазведчики — как одна семья. Либо учишься принимать товарищей со всеми странностями и загонами, либо нечего тебе тут делать. Потому что людям, с которыми в полной изоляции выживаешь во враждебных условиях, надо уметь доверять.
— Не ссы, брат! — сказал тогда его напарник Джок философски. — Слетаешь с нами на неразведанную планету, мозги проветришь, в радиомолчании поскучаешь. А там, глядишь, оно как-то, да рассосётся. На самый крайний случай, получаешь ты, как первооткрыватель космоса, немало. Всем на алименты хватит, и на новых баб ещё останется. А если сдохнем где-то, то детям нехилая компенсация положена. Всем притом, законным и не очень. А у тебя они-то все законные, просто по законам разных планет! Ловко ты, кстати. Следи, главное, чтоб они друг о друге не узнали!
Остальные довольно заржали. Одна Аня глянула чуть грустно, почти с обидой. И Ал-44 стало совсем паршиво тогда, потому что Аня была… Он поздновато признался себе, чем именно.
Но есть вещи, которые не откатишь.
— Дети — это не так страшно, — добавил Генка, старший пилот. Со знанием дела притом: у него самого было трое, но от одной жены. Любимой. Тогда Ал-44 ещё не совсем понимал, как это. Или делал вид, что не понимает. — То есть страшно, конечно! По правде, хуже высадки на Ирий. Додумались же назвать так эту кунсткамеру с монстрами… Ладно, не суть. Сам факт, что дети таки страшные. Но и классные. Особенно от правильной бабы.
— Есть такое, — вздохнула Иззи, их штатный ксеноаналитик. — А когда “баба” неправильная, то она сама в рейдах пропадает на полгода. И потом выслушивает, какая она плохая мать.
— Изабель, не дури, — фыркнул Борис, медтехник. — Такое у всех наших, независимо от пола. Специфика работы, так её растак. Знаешь, сколько я слушаю, когда из рейдов возвращаюсь? Самый плохой отец на свете! Особенно по версии тёщи. Но и жена порой срывается. Быть одной при живом муже — это не самое лёгкое, а косморазведчики даже хуже военных. Те-то на связи могут оставаться, хотя бы частично. А у нас… сами всё знаете. Тишина месяцами, а иногда даже годами. Такое себе счастье.