Прошло три года, и к опыту работы над ситкомом прибавились около сотни рекламных роликов, а фильм так и не был снят. Зато кредит был выплачен досрочно, а Дженнифер нашла отдушину – театр. Театр был дешевле кинематографа со всех точек зрения – меньше затраты на постановку и меньше гонорар режиссёру. Театр не приносил денег, но, по крайней мере, это была не зубная паста. И сейчас Дженнифер терзало навязчивое ощущение, что травести-шоу – ещё один шаг куда-то совсем не туда.
Дженнифер опустила глаза и покрутила в пальцах визитку, оставленную ей Джентли. На обратной стороне была написана цифра «пятьдесят». Дженнифер догадывалась, что не долларов. Затраты по времени, правда, могли оказаться куда как большими и… Дженнифер неудержимо тянуло хихикать каждый раз, когда она представляла себе будущую постановку в действии.
«С другой стороны, – тут же успокаивала она себя, – нет в жизни вещи, которую нельзя сделать стильно».
Она-то старалась убедить себя, что заказ Томаса – вызов её мастерству, то тихонько хрюкала в бокал с мартини, а решение всё не приходило и не могло, в сущности, прийти так скоро.
В конце концов, Дженнифер решила отвлечься и, подняв глаза на сцену, увидела знакомого уже мексиканца. Тот сидел на высоком стуле, подогнув под себя ноги. На правом бедре джинсы пересекала широкая дыра, и, несмотря на полумрак, царивший в помещении, Дженнифер показалось, что она очень отчётливо видит смуглое мускулистое бедро. Нет, мексиканец не был похож на Джеймса. Слишком мечтательный у него был взгляд. Или это просто отблески тусклых огней в карих глазах придавали ему этот странный налёт романтики?
Дженнифер достала ещё одну сигарету и закурила, вслушиваясь в неторопливый перебор струн и задумчивые слова на испанском:
«En la isla del dolor
Recuerdo tu calor
Desearía morir
Cerca de ti»*
Дженнифер усмехнулась собственным мыслям. Она не сомневалась, что мексиканец адресует эти слова темноте, потому что на лице у него было написано, что никого и никогда он не любил настолько, чтобы желать смерти. Но от этого песня не становилась хуже. По крайней мере, не для Дженнифер, которая привыкла к фальшивым улыбкам и бесконечной лжи.
Она докурила сигарету, затем ещё одну, и когда поняла, что пачка подходит к концу, время уже близилось к трём.
Дженнифер бросила на стол две сотни долларов и встала. Сделав пару шагов, остановилась и подозвала официанта.
– Как зовут гитариста? – спросила она, кивая на сцену.
– Серхио.
– Серхио? А фамилия?
Официант пожал плечами и беспомощно улыбнулся.
– Рики, – прочитала Дженнифер на бейджике, – Рики, я дам тебе две сотни… можешь оставить себе одну, а другую передай ему. Скажи… Скажи, на острове боли нельзя умереть, потому что время там не идёт.
Рики вежливо улыбнулся и с готовностью принял две купюры, а Дженнифер пошла к выходу – утром ещё предстояло отгонять в автосервис Ягуар.
________________________________
* На острове боли
вспоминаю твоё тепло,
я хотел бы умереть
возле тебя.
Antonio Banderas – La bella maria de mi amor
Вольный перевод
Глава 1
– Джесси, Джесси, стоп!
Дженнифер торопливо соскочила с режиссёрского кресла и подбежала к съемочной площадке, яростно размахивая руками.
Джессика Харрис была одной из самых нелюбимых её моделей – и не только потому, что второй месяц тянула денежки из Пауэра, отрабатывая пухлыми губками и круглой, как арбуз, попкой. Джессика была тем самым тяжёлым случаем блондинки с Беверли Хиллз, когда пластика не помогает, потому что пластику мозга пока ещё не научился делать ни один хирург.