— За тебя, — подняла бокал с настойкой из черноплодной рябины подруга. — За твой успех.
Мы выпили, и еще, и еще, и пили до тех пор, пока в голове не появилась звенящая пустота.
— Кстати, — Руби вытащила из внутреннего кармана плаща сложенный пополам лист с печатью аптеки и передала его мне. — Оливер очень переживал, что не успел сказать тебе лично.
Я взяла послание, удивленно взирая на первую строчку: «Завещание. Я, господин Оливер Браун находясь в трезвом уме и памяти завещаю свою аптеку, приобретенную мной лично на собственные деньги, магине Афелии Ройс, дабы она распоряжалась этой недвижимостью по собственному усмотрению…».
— Руби, что это? — я повертела завещанием перед подругой.
— Он не успел передать тебе это лично. Практически сразу после твоего отъезда, он передал это завещание Фронии, а та, в свою очередь мне. Той же ночью он скончался.
Хмель выветрился из головы, а глаза защипало от слез.
— Не надо слез, — попросила она, — Радуйся!
— Почему я должна радоваться? Умер хороший человек. Мне бы хотелось оплакать его, а не устраивать пляски на костях.
— Знаешь, ваше, человеческое, отношение к покойникам нас, детей леса, коробит. Вы воспринимаете смерть, как боль для близких, родных, но почему-то никто не задумывается о самом покойном. Смерть господина Оливера — не нелепая ошибка, он страдал. Болезнь изуродовала его тело, он не мог передвигать или перемещаться дальше собственного дома, а теперь он свободен. Мы, друиды и дриады, верим в жизнь. Вы сжигаете своих родных в магическом огне, распыляя прах над землей, а мы возвращаем то, что дал нам лес, веря в то, что лес о них позаботится.
Мы некоторое время сидели в тишине, раздумывая каждый о своем. Я думала о добром лекаре, спасшем оборотня, но потерявшего магию, добром аптекаре поддерживающем меня и о хорошем друге моей бабушки. Я так и не узнала, от чего она умерла!
Да, Оливер не хотел бы чтобы я горевала по нему. Его аптека, его детище — вот что станет хорошим способом выразить ему почтение.
А утром я ушла на ритуал, оставив Руби досыпать на соседней кровати.
Лорд-ректор уже ждал меня на входе, смешно раскачиваясь с пятки на носок.
— Госпожа Ройс, вы пунктуальны. — Чуть прищурившись, он посмотрел на утренние сумерки, когда ночь неохотно отдавала бразды правления светилу. — Многие со вчерашнего вечера штурмуют ворота, а вы пришли минута в минуту. Неужели совсем не страшно?
— А чего страшиться? — пожав плечами уточнила я. — Либо получится, либо нет. Либо изменится потенциал, либо нет. Жизнью и магией я не рискую, а вот поспать подольше — это святое.
— Богохульница, — с улыбкой произнес маг. — Афелия, вы знаете, мы вчера весь оставшийся день с членами комиссии ломали головы, что послужило толчком к созданию такого необычного зелья?
Мы шли по пустым коридорам академии, эхо отражалось от стен, раз за разом повторяя вопрос ректора, а я вспомнила газету с маг. картинкой Софи и Эдриана. До сих пор сердце противно сжималось от боли, но я продолжала жить.
— Я жила в деревне, которую гордо переименовали в город и, если честно, местным жителям просто некогда мучиться от неразделенной любви, но зато в столице, когда я подрабатывала в аптеке куда часто заглядывали местные целители, я слышала как они обсуждают новый бич современного общество — суицидальные наклонности у благородных дам, страдающих от неразделенной любви, — свою историю я решила умолчать, но я и правда подрабатывали три месяца в аптеке и правда была свидетелем такого разговора, только никак благородные дамы не повлияли на решение о создании этого зелья. — Возможно это и послужило своеобразным толчком…
— А вы пробивали на себе результат своих трудов?
— Нет, я не терзаюсь муками неразделенной любви. Все что было в моей жизни — было прекрасно и, честно говоря, менять или забывать я бы этого не хотела.
— Значит все же неразделенная любовь была? — лукаво уточнил ректор уже на подходе к ритуальной зале.
— Неразделенной — не было. Была чистая, светлая и самая лучшая, поэтому терять эти чувства мне бы не хотелось.
— Афелия, а вы читаете газеты? — резко поменяв тему, спросил лорд-ректор.
— С недавних пор — нет. Да и знаете ли, времени как-то нет свободного на праздное листание публицистических или светских изданий. Все больше научная литература занимает.
— Похвально, похвально. Но и про отдых забывать не стоит, вы же не хотите опростоволоситься во время светской беседы.