— Люсьен, — со слабой улыбкой перебила его Микаэла, — тебе нет никакой нужды оправдываться за прошлое. Никакого развода я не хочу и готова принять тебя таким, каков ты есть. Право, не стоит щадить мои чувства — меня ведь никто и никогда не любил, так что я к этому привыкла.
В ответ Люсьен только покачал головой. Эта маленькая фея действительно готова примириться с мыслью, что никогда не займет в его сердце место Сесиль, и ей кажется, что все сказанное им — просто слова утешения. Так как же, черт возьми, убедить эту упрямицу в том, что она — единственное, что ему нужно сейчас и всегда?
Упершись в доски здоровой рукой, Люсьен притянул Мякаэлу к себе и пристально посмотрел прямо в ее опушенные густыми ресницами глаза, которые всегда оказывали на него гипнотическое воздействие.
— Выслушай меня, Микаэла, выслушай хорошенько, потому что, клянусь, все, что я собираюсь тебе сказать, — чистая правда. Я люблю тебя. Мы вместе прошли через ад и вместе оттуда вернулись. Как ни печально, и сейчас мы в таком положении, что помощь может прийти слишком поздно, но я хочу, чтобы ты знала одно: мое чувство к тебе никогда не умрет.
У Микаэлы перехватило дыхание и на глазах выступили слезы, но она быстро Смахнула их: ей просто необходимо было запомнить каждую черточку дорогого лица, каждую частичку мускулистого тела. Эта память пребудет с ней вечно.
Нежно улыбаясь, Люсьен провел пальцами по бороздкам, оставленным слезами на щеках Микаэлы.
— По-моему, ты отталкивала меня из инстинкта самосохранения, но, поверь, страховочной сетки тебе больше не нужно, ибо для меня ты вовсе не часть сделки. Ты — смысл моего существования.
— Люсьен, это не имеет никакого значения…
— Еще как имеет! Все это время я словно из воздуха старался соткать эти слова: люблю тебя.
Люсьен раздвинул ей колени, и Микаэла почувствовала, как в ней нарастает нестерпимое желание.
— Посмотри мне в глаза, любовь моя, — хрипло проговорил Люсьен, — и скажи, что ты видишь, — разве не тот же самый огонь, что горел в первую ночь, когда мы занялись любовью, огонь, который с тех пор так и не угас? Это огонь моей души, взывающий к твоей вере. Даже если нам осталось прожить всего лишь несколько дней, единственное мое желание состоит в том, чтобы ты поверила: кроме тебя, мне никто не нужен. Вот что такое для меня любовь, Мики. Люби же меня так, будто не было никаких вчера и не будет никаких завтра.
Микаэле показалось, будто внутри ее плотину прорвало. Она обвила руками шею Люсьена, тесно прижалась к нему, срываясь в страсть, как в пропасть. Теперь, когда она поверила, что Люсьен действительно в нее влюблен, ее сердце было готово разорваться от счастья. И даже если им вскоре предстоит превратиться в странников того света, любовь Люсьена будет поддерживать ее, утолять жажду, насыщать голод.
Микаэла с трудом удерживалась от посвящения Люсьена в свою главную тайну, однако по мере того, как тянулись часы и день сменялся ночью, ей становилось все яснее, что это случится уже по ту сторону жизни…
Глава 21
Вэнс Кэвендиш до боли в глазах вглядывался в безбрежную даль моря. Его корабль описывал вокруг накренившегося на один борт судна Люсьена все более широкие круга. Вэнс все еще надеялся на чудо, хотя после шторма прошло уже два дня, а никаких следов пропавших отыскать пока так и не удалось.
— Капитан, на два слова.
Вэнс обернулся и увидел Джереми Ивза, Луи Бичема, Родди Блэнкеншипа и Тимоти Тоггла — вид у всех четверых был довольно угрюмый. О чем пойдет разговор, он понял сразу, Джереми и рта раскрыть не успел.
— Не трудись, друг, — сказал Вэнс, — мне не хуже других известно, что во время шторма мы потеряли несколько бочек с пресной водой. Пища тоже на исходе — народу на борту стало больше. — Он помолчал, внимательно оглядывая моряков. — Давайте подождем до заката: если мы никого до тех пор не отыщем, отправимся домой, обещаю.
— Есть, сэр, — негромко проговорил Джереми. — Я сообщу команде о вашем решении.
Дождавшись, пока матросы отойдут, Вэнс тяжело оперся о поручни и негромко выругался. Господи, до чего же ему не хотелось идти в Чарлстон без Люсьена и Миказлы! Лучше вообще не возвращаться, чем принести Адриану дурные вести!
Уже два дня болтался на волнах самодельный плот. О чем только не переговорили за это время Люсьен и Микаэла, делясь друг с другом самым сокровенным, но заставить себя сказать о ребенке Микаэла так и не решилась из страха, что Люсьен совсем упадет духом.
Когда Люсьен рассказал ей о своей жизни все, Микаэла, в свою очередь, поведала ему печальную повесть о том, как жила с надменным, своенравным человеком, своим отчимом, который предпочел бы, чтобы она вовсе не появлялась на свет. Закончив рассказ, она подумала, что, как только они исчерпают запасы памяти, тут-то жизнь и прекратится. Надежда на спасение таяла с каждым часом.
О Господи, до чего же ей хотелось пить: кажется, она все отдала бы за каплю хоть какой-нибудь жидкости! А голод! Микаэла даже принялась кусать пальцы, чтобы утолить его, и облизывать губы, чтобы хоть как-то справиться с жаждой, но ничего не помогало. В конце концов она дошла до того, что молила Всевышнего о дожде в надежде, что несколько капель с неба попадут ей в рот.
Со вздохом отодвинувшись от Люсьена, который только что задремал, Микаэла откинула с лица спутавшиеся волосы и стала вглядываться вдаль в надежде увидеть землю, где их ждала пища и вода. Сколько еще дней удастся им продержаться без того и другого, пока они забудутся вечным сном? Она пыталась сохранить бодрость, но мысль о том, что они обречены, все больше овладевая сознанием, лишала ее последних сил.
Неожиданно глаза Микаэлы расширились, и она стала отчаянно тереть их руками. Уже не во сне ли это? Затем она громко вскрикнула.
Люсьен мгновенно проснулся.
— Посмотри сюда, — хрипло проговорила Микаэла. — Что ты видишь?
Люсьен подполз к ней и, опершись на обломок мачты, с трудом приподнялся. К ним действительно приближался корабль. Ему хватило мгновения, чтобы узнать в нем потрепанное судно из своей флотилии. Стало быть, Вэнс — да благословит его Господь! — все еще не оставил надежду отыскать их!
Больше часа Микаэла и Люсьен вглядывались во все увеличивающееся в размерах судно, моля Бога, чтобы впередсмотрящий заметил их. Только когда моряк на верхушке мачты сорвал матросскую шапочку и принялся размахивать ею, Люсьен вздохнул с облегчением.
Он с улыбкой обнял Микаэлу, лицо которой так и светилось от счастья.
— Ну вот, так и я думал, негодница: оказавшись перед выбором между вечной жизнью со мной и спасением, ты выбрала последнее. — Люсьен подмигнул ей. — Может, теперь, когда путь к цивилизации снова открыт, ты захочешь взять назад слова любви и преданности?
— Ничего подобного, — запротестовала Микаэла, целуя его в пересохшие, потрескавшиеся губы. — Ни единого слова назад не возьму, а вот добавить — добавлю. Мне хочется спастись прежде всего потому, что я предпочитаю вырастить нашего ребенка дома.
От этой новости Люсьен чуть не свалился в воду.
— Нашего ребенка? — с трудом повторил он. — Какого черта, Мики, почему ты раньше мне не сказала? А я-то думал, секретов между нами больше нет.
— Мне не хотелось понапрасну волновать тебя. — Микаэла протянула руку и погладила Люсьена по щеке.
— Да, но ты же три дня голодала…
— А разве у тебя была какая-нибудь возможность исправить это? Может, надо было броситься в воду, поймать рыбу да зажарить ее?
— Да, но как, когда это случилось? — Люсьен все еще не мог прийти в себя от изумления.
— Как? — Микаэла посмотрела ему в глаза. — Тебе ли объяснять? Когда? Думаю, в нашу самую первую ночь после того несчастья.