“– Это Люську в дом не пустили,”– заливаясь смехом, сообщила Джулия.
“Или же впустили меня…”
Во всяком случае я заметил, как старик своей тросточкой несколько раз указал в мою сторону.
Наконец меня позвали. Вспыхнув, я, следом за Джулией, вышел в зал и сел с ней рядом.
После затянувшейся паузы отец Джулии немного сконфуженно начал:
– Вот Рафаэль… В общем, вы знаете…
Тишина. Даже дети замолкли, уловив волны напряжения у старших.
– А он краснеть умеет…
Эта сказала тихим голосом пожилая женщина, сидевшая рядом с тетей Инной. Я после узнал – она являлась приятельницей Джулиной бабушки. Когда-то одну школу заканчивали.
– Мадонна, он же свой, бакинец, – чуть надменно поддержала ее Инесса Андреевна, нарядившаяся для такого торжественного случая в темно-сиреневое вечернее платье с черными кружевами на воротничке. Семейные бриллианты сверкали на груди и на пальцах, придавая ей схожесть действительно с графиней. – Конечно, будет краснеть. Какой он воспитанный и умница, это я знаю. Он вырос на наших глазах…
– Пардон, Инночка, позволь не согласиться, – тут встрянул в диспут Размик Аллахвердян, гневно сверкая своими вовсе не старческими глазами. – Подумаешь, краснеет! Может, у него свинка. Или он краснокожий индеец… Будь он хоть сто раз бакинцем, он турк. Следовательно, враг!.. – гневно помахал он тросточкой вновь в мою сторону. – И я не понимаю, что за необходимость выдавать нашу девочку, нашу жемчужину… – взгляд, прошедший по Джулии на миг смягчился, – за этого… – взгляд опять посуровел, – дикого азербийджанца, который, как я слышал, еще и воевал против наших доблестных армянских войск! И у него после этого еще хватает наглости свататься к нашей девочке? Вы что, с ума сошли?
– Дедушка! – воскликнула Джулия, сжав мою руку. Глаза ее в один миг налились слезами.
– А ты молчи! – закричал на нее старик. – Ты еще ребенок, не понимаешь какой роковой шаг пытаешься сделать! К сожалению, твои родители тоже… – вновь махнул он тростью уже в Самвела Манучарова. – Наш долг – уберечь тебя от самой себя. Потом спасибо скажешь…
Несколько мужчин в возрасте, сидевших рядом со Спартаком, одобряюще закивали, женщины их тоже недовольно зашушукались. Сам Спартак сидел с каменным лицом и не реагировал, глотая иногда чай. Джулия, прикрыв заплаканное лицо руками, убежала обратно в комнату и захлопнула дверь.
Наступило неловкое молчание. Я нервно теребил пальцами бахрому скатерти и не решался поднять глаза. Сердце бешено колотилось.
“Все. Ничего не получилось. Вернусь в Баку… Нет, лучше в Сибирь. Подальше…”
Но я рано подвел итог.
– Ты что так раскричался? – услышал я вдруг гневный окрик тети Инны. – У нее, слава Богу, родители есть! Какой он воевал, он курицу не мог зарезать в Баку, все смеялись. Его с улицы схватили и затащили на эту проклятую бойню, а он убежал. К нам приехал, моя бала… Не знаешь, как это делают? И если тебя позвали на совет, это не значит, что должен командовать, старый хрыч!
– Инночка, ты не понимаешь… – спустил голос на тон ниже армянский аксакал. Чем-то он напоминал мною любимого актера Армена Джигарханяна. Внешнее сходство. Тот же лукавый, но волевой взгляд из-под бровей. Даже тросточка, видимо, с рукояткой из слоновой кости вписывалась в образ.
– Я-то хорошо понимаю… – не успокаивалась “Инночка”. – Размик, не открывай мой рот! Догадываюсь, почему ты против этого брака. Не открывай мой рот! – опять повторилась она, грозя указательным пальцем.
– Дорогая, вовсе не обязательно, чтоб ты открывала свой прекрасный рот, – засуетился вдруг Размик Аллахвердян. – Ты когда молчишь, еще прекраснее выглядишь, – он примиряюще-заискивающе залил. – Артурчик джан, налей нашей Инночке то красное вино, которое перед тобой. И, конечно, там, где ты скажешь слово, я буду молчать. Считай, сто лет прошло, и я в гробу.
– Вот и молчи, – вновь недовольно заворчала тетя Инна, – дай и другим высказаться…
Мне, конечно, стало интересно тогда, чем это тетя Инна заткнула этого вроде крутого старичка. После, как-то под большим секретом, она открыла эту тайну Джулии, а та, от души хохоча, мне.