— Степаниха ко мне пришла, ну, Ольга, нашего Степана жена, — начал рассказывать Леший. — Пришла, вот такой кусок свежины притащила, не вам ровня, жадины. Пришла, значит и говорит: «Ничего я в жизни этой не видела, окромя любви своей Степана. Всю жизнь ему собой застила, насильно на себе женила, и первого ребенка, его не спрашивая, без свадьбы от него зачала. И всю свою жизнь положила на то, чтобы рядом со мной он был, чтобы счастье мое со мной было. А если бы не была я такой настойчивой? Степан же умный мужик. Женился бы он на той городской, выучился может, и министром стал бы, при деньгах был бы, при должности. А я его, баба деревенская, в четырех углах закрыла, от света отгородила, что я ему дала? Любовь свою? Так любовь на хлеб не намажешь, на плечи не накинешь… Включи свою машинку, Леший, хоть правду знать буду: каким счастливым был бы мой Степан, если бы я, дура такая, не уцепилась в него кошкой остервенелой…»
Вот те и раз. Тут мы все про сомнения Степана вспомнили.
— Надо им очную ставку сделать, — говорит Семен. — Степану и Степанихе. Чтоб не несли всякую чушь друг на друга.
— Сам чушь несешь, — отвечает Митрич. — Надумал, тоже: в любовь соваться. Без нас разберутся. Слышь, Леший, а машинку ты починил, все исправно показывает? Степанихе показал?
— Починил, — говорит Леший. — А Степанихе не показывал, сказал — неисправный. И сам не глядел. Ну его… Вот, с собой притащил, — и ставит на столик наш, между пива, свой гадский телевизор.
— Это хорошо, — говорит Митрич. — А за сколько ты его продашь?
— Продать? — вскинулся Леший. — Да он мне столько денег принесет…
— Ладно, договоримся, — говорит Митрич. — С каждой моей свежины тебе… пол-лопатки.
— И полендвицу! — добавляет Леший.
— И с меня пол-лопатки, — расщедрился Горыныч.
— Так и я не против Лешего попотчевать, — подключился Семен. — Мои, знаешь, какие кровянки вкусные делают? А колбасы?
Растерялся Леший. Подумал-подумал и решился:
— Ладно! Ваш аппарат! Но чтоб честно!
— Да кто же тебя, черта лесного, обманывать будет, — усмехнулся Митрич. — Давай, Горыныч…
Ну, Горынычу два раза повторять не надо. — Дыхнул он сильно, но осторожно, затяжным выдохом — пламя аккуратно на аппарат пришлось. Тот и сгорел, только кучка пепла осталась.
— Ишь, технология какая хорошая, — заметил Митрич. — С такого большого аппарата пепла чуточку.
Так и не узнал Степан, что бы да как было, если бы он не женился на Ольге, а Степанихе мы и вовсе сказали, что все про аппарат наврал Леший.
И правильно мы сделали. Потому что, как узнали в Почутове, что сгорел аппарат инопланетный у Лешего, враз веселее стало возле нашей бани.
Про Митрича
Помер наш Митрич.
В ту самую пору, когда после скучных дождей приходят ядреные светлые утра.
В пятницу он попросил Семена взять машинку постричься. И Семен его аккуратно постриг возле бани. Попарились мы с чувством: все работы в огородах сделаны, осталось свеклу подергать, но до морозов еще далеко. Сидели, любовались на солнышко золотистое, слушали Горыныча: он про дальние страны рассказывать мастак. О хорошем все говорили, тихо и тепло, без споров.
Митрич домой пришел. Митричиха его, как обычно такой порой, сериал свой смотрела. Прилег Митрич на диванчике в передней. Попросил чаю. Митричиха говорит, дай, мол, досмотреть, потерпи: тут вроде сейчас очень интересно будут в любви признаваться. Досмотрела свою серию. Кричит Митричу:
— Дай-ка телефон, там лежит у тебя под головой, позвоню соседке, спрошу, что-то я не поняла, любит он ее или бросать будет.
Молчит Митрич.
Глянула Митричиха, а он помер.
Похоронили мы Митрича. Отродясь таких поминок в Почутове не было: на полдеревни столы прямо на улице поставили. А что ж…
Про Митрича и его силу мужскую у нас все знали. Да не все. Только мне Митрич признавался, что да как случилось.
Митричиха — она же не всегда Митричихой была. Звали ее и Клавдией. А Митрич, тогда Митька, звал Клавушкой. Месяц они после свадьбы пожили и ушел Митрич на войну. Клавдия ему сыночка родила. Да не судьба: как почутовцы от карателей зимой у Болотника хоронились, заболел и помер мальчишка. Убивалась Клавдия.
Вернулся Митрич с войны, один мужик на все Почутово с руками и ногами. Нашей стороне уж больно досталось: по одному-два мужика возвращались в села. Да что ж, жить надо. Мужикам — дома строить, печи класть. Бабам — детей рожать. А от кого?
Была у Клавдии подруга роднее сестры. Пришла она к ней и говорит, как есть, прямо: одна я на белом свете, никого из родных не осталось, мужиков нету. Пусти своего Митрича ко мне… печку сложить. Ни взглядом, ни словом после не упрекну, дай только возможность мне ребеночка заиметь…