– Затем, что мне хочется спросить ее о ребенке.
Джонатан ласково взял сестру за руку и понизил голос до шепота.
– Ты боишься родить зверушку?
Вайолет выдернула свою руку из его руки.
– Я хочу спросить ее о ребенке, потому что девочка оказалась права насчет… – Она остановилась. Покусала губу. В глазах зажглась тревога.
Но было поздно. Джонатан прекрасно понимал ее и поэтому мгновенно переспросил:
– Права насчет чего, Вайолет?
Та хранила молчание.
– Права насчет чего? – проявил настойчивость Джонатан.
– Насчет… кое-чего. Я слышала, что она правильно предсказывала определенные вещи.
Он недовольно фыркнул.
– Начни снова. Насколько мне помнится, во время нашего визита к миссис Херон вместе с Цинтией та упомянула о каком-то твоем путешествии по водам. И тут эта ее полоумная дочка Марта выпалила слово «ла Вей». И… дай-ка вспомнить. На балу ты – ох, да еще как! – возбудилась, узнав, что ла Вей – это имя первого помощника капитана на судне графа Ардмея. Подумать только, почему-то ты решила, что Лайон стал пиратом под именем ле Шат. Граф получил лицензию от короля на охоту за ним. А потом, – Джонатан заговорил медленнее, – ты отправилась в гости на загородную вечеринку. И осталась там на две недели. Практически сразу после твоего возвращения здесь объявился граф Ардмей, и вуаля! Ты выскочила за него замуж через несколько недель.
Вайолет выслушала его.
– Последовательность событий была такова, – осторожно согласилась она.
Джонатан пристально посмотрел на сестру.
На ее лице бродило выражение погруженной в себя, блаженно улыбавшейся мадонны, рука безотчетно поглаживала живот, что было уловкой, чтобы вызвать у брата чувство вины.
Вайолет давно следовало бы привыкнуть к тому, что на него такие уловки не действуют.
– Эта «загородная вечеринка», случайно, проходила не на корабле? – саркастически поинтересовался Джонатан.
Сестра по-прежнему держала рот на замке.
– Пресвятая Богородица! Вайолет! – Он испытывал страх, был недоволен и немного зол. – Что произошло? Единственное, что я могу сказать: я рад, что вы с графом Ардмеем теперь вместе. Тебе страшно повезло, что ничего дурного с тобой не случилось. Я безумно устал от секретов этой семьи. Дай мне клубок. Сейчас же!
Как настоящая кающаяся грешница, Вайолет, ссутулившись и крепко зажмурив глаза, протянула ему клубок ниток.
Он не хотел набрасываться на беременную сестру, поэтому с силой кинул клубок через комнату…
И угодил в возникшую в этот момент на пороге мать, как раз в ее богато украшенную грудь.
Клубок отскочил от нее, покатился по ковру, оставляя за собой след из разматывавшейся голубой нити, подкатился к ногам Вайолет и остановился, как преданный щенок.
Джонатан и Вайолет замерли наполовину от ужаса, а наполовину, – чего уж тут скрывать! – от удовольствия.
Онемев от неожиданности, мать мгновение стояла совершенно неподвижно. Потом пришла в движение.
– Что я говорила тебе о том, как надо бросаться вещами в доме, Джонатан? – наконец спросила она.
Он сделал вид, что вспоминает.
– Никогда не промахиваться?
Мать засмеялась. Фаншетта Редмонд всегда сквозь пальцы смотрела на проделки младшего сына. Возможно потому, что после неожиданного исчезновения его старшего брата Лайона мать вообще перестала смеяться. И только Джонатан в один прекрасный день сумел развеселить ее.
– Отец хочет поговорить с тобой, сын. Я не знала наверняка, что ты приехал. Сейчас он в библиотеке.
– Ах! – только и сказал Джонатан в ответ.
В коротком восклицании было скрыто так много! Отец к проделкам сына относился не так снисходительно, как мать.
– Спасибо, – не забыл добавить Джонатан.
– Разговор не значит приговор, мой дорогой.
Он тут же нашел достойный ответ:
– Тюремный юмор, матушка. Но придумано удачно.
Мать слегка покраснела. Возможно, она совершенно естественно предположила, что сын попал в какую-то переделку. Позже будет достаточно времени, чтобы все объяснить ей.
Джонатан встал и потянулся, заметив при этом, как на лице матери промелькнуло удивленное, смешанное с тоской выражение, которое, впрочем, тотчас исчезло. Джонатан сообразил, что она, как и многие другие, обратила внимание на его все более увеличивающееся сходство с Лайоном.
Проклятье!
Он любил брата. Но прекрасно понимал, что тот отнюдь не был святым, о чем другие иногда хотели забыть, если вообще знали об этом. И Лайон исчез, не сказав никому ни слова, будто бы потому, что Оливия Эверси разбила ему сердце. Это было как исполнение древнего проклятия, о котором знала вся Англия: раз в поколение между Эверси и Редмондами вспыхивала любовь, влекущая за собой катастрофические последствия. В этом веке вражда между семействами Эверси и Редмондов кипела, скрываемая внешней любезностью. А в другие времена, как, например, в 1066 году, они, по слухам, топорами пробивали друг другу черепа. И вот – исчезновение Лайона…