Артур всё же присел на край стула. А вдруг ему повезёт! Дзиро подсел к нему и стал объяснять щекотливую ситуацию. И он совсем не выдавал тайны королевского двора! Элишия никогда не делала секретов из своих любовных приключений. Всё равно, рано или поздно об этом становилось известно каждой дворцовой собаке! Поэтому уже давно считалось вполне приличным обсуждать, ну например за чашечкой чая, перспективы того или иного молодца. На некоторых даже делались ставки.
–– Шитао? – Шёпотом переспросил Артур. Каценаги многозначительно и одновременно горько кивнул.
–– И что потом?
–– Ему неожиданно стало плохо, – также шёпотом рассказывал секретарь. – Полковник Хо забрал его домой и вот уже третий день докладывает её Величеству, что сын болен. И она прогнала Оливера.
–– Вот как? – Совсем удивился Артур.
Для Элишии было не свойственно выпихивать их кровати предыдущего любовника до того, как следующий, давал согласие в неё лечь. Королева не любила спать одна.
Дзиро продолжал вполголоса рассказывать: «…Тайбай не выглядит угнетённым болезнью сына, наоборот, он весел и доволен. Правда, непонятно чем! Ситуация очень опасная! Элишия подозревает, что Шитао болен не настолько, как утверждает его отец. Скорее всего, молодой человек просто сидит дома и ждёт, когда Элишия захочет кого-нибудь ещё…».
Из-за дверей кабинета опять зазвучал голос Элишии на повышенных тонах. Каценаги сморщился и прижал платочек к больному месту. Артур приподнялся со стула. – Зайду в другой раз, – малодушно промямлил он. В глазах секретаря мелькнуло одобрение. (Он всегда почитал Артура Крроу весьма умным и осмотрительным.)
В кабинете её Величество отчитывала бедную старую деву Хейлен. Та пришла всего лишь получить разрешение на согласование дежурств фрейлины Лукреции Боски и лейтенанта Отряда Охоты – Хо Шитао.
–– Зачем?! – Каменным голосом поинтересовалась Элишия Прекрасная.
–– Этих двоих надо поставить так, что бы пути Лукреции и Шитао ни в коем случае не пересекались!
–– Почему?!
–– Бедная девочка рассказала, что этот… этот… самец… набросился на неё… и стал исступлённо пожирать поцелуями!!
–– Что-о!!!
–– О господи! (В этом месте Хейлин пришлось схватиться рукой за край стола, чтобы не упасть.)
Белое лицо королевы начало стремительно наливаться кровью. Последующие двадцать минут Элишия орала и угрожала старой деве отставкой, за то, что та не смотрит за своими сопливыми шлюхами!! Надо ли говорить, что несчастная Салуцки из кабинета выбралась зарёванная по самый подол.
Артур легкомысленно решил не отпрашиваться! А просто удрать на пару часов! В таком состоянии Элишия не заметит его ма-аленького отсутствия! Осталось найти отмазку для Хенрика. Ну, допустим, допустим: сказаться больным? Чем он хуже Шитао! Да пожалуй. И что тогда у нас болит? Тошнота, рвота, расстройство стула? Классический набор!
Вот уже неделю Артур был с Хенриком практически неразлучно, только что не спал в одной кровати. (За него это делал Клаус) Редкие вылазки в библиотеку ни в счёт. Хенрик вёл себя очень смирно. Был ослепительно белым и до тошноты пушистым. Даже в речах не позволял себе грубого слова или жаргонных плебейских словечек. Охотно вступал с Артуром в философическую полемику, и обсуждал такие темы, как милосердие и любовь к ближнему. Иногда Кэрроу просто не верил своим ушам! Ежедневно они писали работы по экономическому преобразованию Государства Перемен, где Хенрик рассуждал на удивление здраво и умно. Короче его Высочество старался. Очень! А значит, Артур заработал несколько часов свободы!
«Может не стоит врать? Еду в город и всё! Спросит – зачем? Отвечу – надо! Да мало ли зачем надо! Труселя новые купить! Здесь таких нет!»
Приободрённый Артур, а врать он точно не любил, быстро направился в апартаменты его Высочества.
Хенрик одевал Клауса. Опять в платье. Шнуровал ему крючки на спине. Артур прикрыл за собой дверь, сложил руки на груди и стал наблюдать. Картина была воистину умиротворяюще красива. Клаус, загримированный под белую фарфоровую куклу, с чёрным кудрявым париком и с подложенным бюстом выглядел потрясающе. Красные губы и розовые щёки вписывались в общий кукольный стиль. Хенрик казался поглощённым в детали шнуровки женского платья. Лицо его было совсем, как у ребёнка, которому только что подарили новую игрушку.