— О Гамалииле.
Девушка вздрогнула, вода пролилась у нее между пальцев.
Оба долго молчали. Краски заката угасали.
Потом она бесцветно проговорила:
— Почему бы и нет?.. Это тоже может быть поучительно…
— Нет, — твердо сказал центурион. — Это слово здесь не приемлемо.
Тогда она развернулась, — так, что длинные золотые локоны разлетелись по плечам.
— Да… я знаю! Вы не будете смеяться… Я действительно влюбилась в него! Это было похоже на безумие… Влюбилась впервые в жизни! Какая я была глупая… как умела, старалась понравиться… Приходила к дому этого купца… заводила разговор о заказе товара, о специях, фруктах, тканях… потом о иудейских обычаях… об их религии… пыталась заинтересовать и женской красотой, и торговой выгодой, и умом… Наверное, это и правда было ужасно — как я вела себя… Но штурмовала я совершенно неприступную крепость. Я ничего не могла понять — чем я плоха, чем отталкиваю? Ведь половина элитной римской молодежи сходила по мне с ума. А тут сошла с ума я — по красивому иудейскому мальчику… Закончилось тем, что я оставила в покое торговлю и обычаи и спросила его прямо — почему он не хочет ответить мне взаимностью? Тогда он тоже ответил прямо — что он думает обо мне, какая я тварь и блудница, и насколько ему отвратительна, и что с такими велит делать иудейский закон, и что помочь таким может только Господь Христос, который есть Спаситель грешников! Мы просто стояли и орали друг на друга — зрелище не для нервных… И тогда я уцепилась за это совершенно незнакомое мне Имя, произнесенное им с таким почтением, потому что понимала: если уйду отсюда — то сразу кинусь в Тибр! Я кричала, что пусть его Христос — спасатель, но он — его ученик — готов убивать, закидывать камнями вместо того, чтобы просветить, научить и помочь! И грош цена такому Имени в его устах, потому что произносит его злое сердце!
И вот здесь что-то стронулось… Видимо, я задела единственное чувствительное место, что и дало мне надежду. Он замолчал, отдышался… потом, запинаясь, произнес, что, если я перестану к нему приставать с низкими намерениями и стану слушать, то он расскажет… просветит и научит. Естественно, я пообещала, и мы разошлись в тот день почти друзьями — настолько устали от споров и противоборства.
Конечно, я пересмотрела свою тактику и превратилась в прилежную ученицу. И вскоре поняла, насколько все это чудовищно! Меня совсем не интересовало то, что бедный мальчик с таким воодушевлением начал втолковывать заблудшей душе. Я только смотрела на его лицо, волосы, руки, мне был важен блеск этих глаз, его запах, дыхание, звук голоса… Мне хотелось закричать: перестань! Лучше убей! Пусть я тварь, но я не могу тебе лгать!
И я помню тот оранжевый вечер, когда ждала его на портике храма Сатурна, куда пригласила, чтобы сказать правду, чтобы проститься. Я бродила и кружилась между колонн по самой кромке, внизу был город, площадь, я смотрела только на золотой вечерний диск солнца, голова моя тоже кружилась, словно в бредовом мареве… И я не заметила, как шагнула в пустоту…
Ты мог слышать об этом процессе — про это говорили во всех римских общинах. Гамалиила, который как раз поднялся на портик, схватили, обвинив в покушении на убийство дочери римского консула. Я лежала дома разбитая, без сознания, а между тем шел судебный процесс, и просто чудо, что я вовремя очнулась и из разговора слуг услышала, что Гамалиила вот-вот осудят! Меня принесли на носилках в помещение суда, и я боялась только одного: что могу вновь потерять сознание, но я успела выкрикнуть эти слова и опередить обвинительный вердикт: «Справедливости! Этот человек невиновен! Я просто оступилась — клянусь Юстицией!»
…Жалела ли я о том, что не разбилась насмерть? Иногда… Но семья Гамалиила навестила меня и потом присылала лекарства и подарки. У меня хватило ума и совести не тревожить больше этих людей, которым принесла я столько несчастья. Я перестала искать встреч с Гамалиилом, но обо всех событиях в его жизни мне тут же сообщали. По сути, я продолжала жить им одним.
Так прошло полгода. И тут на должность префекта Рима заступил некто Тиберий Титус — человек явно с манией величия, но, что еще хуже — яростный ненавистник христиан. Это ты тоже мог слышать, ведь говорят: если в Риме разобьется горшок — стук слышно по всему миру. Первое же происшествие — разбойное нападение на торговый обоз — он связал с общиной римских христиан. Их всех схватили во время богослужения и бросили в тюрьму — ту, что за акведуком, возле городских бань. Гамалиила тоже. Я узнала об этом от своих людей и тут же побежала к тюрьме.