-
Года три-четыре назад в городе завелся радиохулиган или в простонародье «шарманщик». Работал на средних волнах, выпуская в эфир «Beatles», «Rolling Stones», особенно любил «Jethro Tull». Музыку перемежал монологами - зачастую весьма любопытными.
За подобное действо радиолюбителю светила определенная статья, и по городу кружил неприметный «уазик», в котором находился пеленгатор и его экипаж. Хотя по всему выходило, что трансляция ведется преимущественно со шлаковой горы на Макара Мазая, поймать «шарманщика» не получалось - не помогали ни облавы, ни засады.
Именовал он себя Лирником, и многие мальчишки ему начинали подражать. Подражателей успешно ловили, штрафовали, изымали все электроприборы вплоть до утюга. Но сам Лирник оставался неуловим.
Дело осложняло еще то, что голос ведущего искажали какие-то аудиофильтры. В ходу была буратинизация - ускоренное воспроизведение голосов. Но, повозившись, эксперты заключили: тут что-то иное.
Неуловимость оператора порождало легенды.
Глава 8
...Вдруг заводской шум перекрыл ровный электрический рев.
Пашка, чуть не выронив гаечный ключ, вздрогнул, оглянулся по сторонам. Но остальные рабочие продолжали трудиться, и лишь некоторые взглянули на часы. Меж тем, откликаясь на зов, заработали иные ревуны - ближние и дальние. Механическая стая будто что-то оплакивала, грустила.
- Что это? - спросил Павел. - Тревога?..
- Оповещение проверяют, - ответил Аркадий.- По понедельникам в полдень всегда гудят.
В самом деле: гражданская оборона напоминала о своем существовании, заодно извещая горожан, что обеденное время настало. Иногда, во время плановых учений ревуны включали и в иной час. Однако же, дабы не было паники, прежде горожан предупреждали из радиоточек. Но жители Жданова не паниковали, даже не услышав предупреждений. Если бы война началась неожиданно, и послышались разрывы бомб, обыватель сначала списал шум на какой-то заводской техпроцесс.
В полуденном реве было нечто от атавизма, от тех околореволюционных времен, когда у трудового класса не имелось будильников, а был гудок - один на всех.
-
В цехе было жарко.
Резцы, пилы, сверла, метчики рвут кожу металла. Льется смазывающе-охлаждающая жидкость на раны железа, тут же испаряется. Электромоторы приводят в движение коробки передач. Через снятые крышки картеров было видно, как разбрызгивая масло, вращаются шестерни.
Потому в цехе постоянно висел желтоватый туман, который конденсировался на стеклах, на телах, на одежде. Нормировщик мог простоять смену, даже не притронувшись к деталям, но к вечеру ему приходилось смывать с тела маслянистый налет.
От масла постоянно хотелось пить. Корпус местного сатуратора был сварен из оцинковки и потихоньку ржавел на стыках. Ржавчина могла окрасить жидкость в рыжий цвет, однако же, часто не успевала - воду выпивали быстрей. Оксид железа оседал позже в почках, неспешно отравляя работяг.
В конце пролета, там, куда обычно отгоняли на ремонт мостовой кран, у огромного винтореза посыпалась коробка передач.
Аркадий со своей бригадой ремонтников прибыл на место, и, осмотрев повреждения, распределил людей. Самого молодого отправил за чертежами в техбюро, кого-то - за недостающим инструментом. Нужна была ветошь, нужен был керосин для промывки деталей. Оставшиеся принялись неспешно разбирать коробку передач.
Станок сей именовался «тысячным» - за расстояние от центра шпинделя до направляющих. Теоретически точить на нем можно было болванки до двух метров в диаметре, а если поставить люнеты - длиной в десять метров. Болванку сразу могли точить два токаря, и перемещались они вдоль станины на специальных платформах, к которым были прилажены кресла.
Такой токарный станок имелся в цехе один. Да и вообще на весь завод подобных агрегатов было - на пальцах одной трехпалой руки можно было пересчитать. Само собой, об аварии доложили Старику. Тот явился, молча взглянул на поломку, Аркадию пожал руку, но остальным лишь кивнул. Вскоре убыл.
Минуты через три в конец пролета примчались Владимир Никифорович и Владлен Всеволодович.
- Где Старик?.. - спросил начальник цеха вместо «здравствуй».
- Был, уехал, - ответил на правах старшего Аркадий.
- Что ты ему сказал?..
- Он ничего не спрашивал. Что я мог ему сказать?..
- Хамишь, Аркаша, - поморщился Владимир Никифорович.
- Отнюдь.
- Когда пустите?
- Да дня за три и пустим, если шпиндельные подшипники на складе будут. Тут переднюю бабку пересыпать надо.
Владимир Никифорович деланно удивился:
- Какие тебе три дня? Завтра этот станок должен работать! Ты меня понял, Лефтеров?