Ящик с мотоциклом мы затащили в гараж и отправились спать во времянку, где нам Нина Андреевна уже постелила постели. Парни начали сопеть, а я все не мог заснуть. Наконец не выдержал, потихоньку поднялся и стараясь идти бесшумно, начал спускаться в гараж.
— Спать с моциком, это извращение, — сказал Вал, не открывая глаз.
И эти два придурка мерзко захохотали, а потом пошли вместе со мной разбирать упаковку мотоцикла. Все-таки отец несколько ошибся — мы еще оставались пацанами.
— Это тебе от «Нашего Дела», все сбросились, — сказал Голован и подал мне импортный узкий, но высокий рюкзак, летный кожан, настоящие краги и два мотошлема. Все, мечты сбываются, так это называется… Ну кто, кроме пацанов, знал меня лучше всех. Разве что отец.
В Алма-Ату я поехал на мотоцикле, у меня были права на вождение мотоцикла. И не только его, так как мы с Валом закончили курсы шоферов при ДОСААФ по направлению от военкомата. За недельку я совершенно спокойно добрался до Алма-Аты и это была сказка: «Чижик», дорога, ветер и я. Денег у меня хватало и я снял в Алма-Ате комнату в частном доме у одинокой пожилой женщины, божьего одуванчика, которую я называл тетушка или апай Агила. Здесь, в сарае, я после поступления в училище держал мотоцикл и в каждое увольнение шел сюда: к Чижику, тетушке Агила и поесть ее непревзойденные манты, кроме всего прочего. А если однокурсники думали, что я сижу в библиотеке и грызу гранит науки, то напрасно. Сколько девушек побывало на заднем сиденье моего мотоцикла… И мне не нужно было шариться по общагам местных учебных заведений, достаточно было предложить девушке заднее сидение красавца «Чижика», яркий мотошлем, ну и себя самого, молодого орла курсанта высшего военного училища, в кожаной куртке и с копейкой в кармане. Понимаете? Главное не лезть с предложениями к казашкам — здесь этого не любили.
Когда, через два года, я перешел в московское училище, так еще стал усердно перебирать харчами, образно говоря. В общем и частности, я набрал немалый опыт общения с женским полом, поэтому и не торопился с женитьбой, что очень не нравится моему начальству в погранотряде.
Пограничная горная застава «Орлиное гнездо» находилась на отметке 3000 метров и еще чуть-чуть, в узкой долине. Она перекрывала проход с высокогорного перевала, расположенного на сопредельной стороне в китайских отрогах Тянь-Шаня. Мы гарантированно закрывали свой участок в долине, где располагалась КСП, проволочные заграждения и радиотехнические средства обнаружения. Однако, были еще около десяти километров государственной границы, что находились в нашей зоне ответственности. А там рубеж шел сплошь по горам и охранялся постами наблюдения с радиостанциями. Нарядам приходилось занимать доминирующие высоты. С ними держали связь секреты и подвижные дозоры, чьей задачей было блокировать вероятные маршруты нарушителей, идущих по скальным формациям. До прибытия тревожных групп. Учитывая специфику нашего участка границы, застава была укомплектована по полному штату, плюс от 10–20 бойцов переменного состава. До недавнего времени мы справлялись с охраной границы, кое-кто конечно проскакивал. Но это были, скорее всего местные проводники чувствующие себя в горах, как рыбы в воде. Для них границы, как бы не существовало — они жили здесь. Но таких людей, прирожденных альпинистов, всюду было мало и у нас они были очень редки. Так, мелкие капельки, но когда китайцы установили на перевале минометы, а на ближайших к нашей границе высотах разместили наблюдательные посты с сильной оптикой, то эти капельки начали сливаться в струйки. Так как, периодический и непредсказуемый обстрел наших дозоров, корректируемый с постов наблюдения, заставлял наши наряды укрываться от минометного огня на обратных склонах скал. В результате, мы утрачивали контроль за оперативной обстановкой и это затрудняло выдвижение тревожных групп в места вероятного нарушения границы. Нарушителям стало хватать времени незаметно сделать закладки на нашей стороне и вернуться обратно. К тому же, у них хватало своих людей на нашей стороне и потоки контрабанды стали устойчивыми. А где контрабанда, там и разведка. К нам шли наркотики и советские деньги, обратно агентурные сведения, золото и драгоценные камни. Редко, но все же случалось, что переправляли людей и исключительно на сопредельную сторону, в Китай. В горах люди вольнолюбивые, живут бедно и не чураются любого заработка, даже такого опасного. Горцы…
В том, что пить мне нельзя я убедился еще пацаном, когда с парнями попробовали «Билэ мицнэ». Редкую восемнадцатиградусную гадость именуемую крепленным виноградным вином. Ее разливали в уже использованные бутылки из под шампанского, объемом 0.8 литра, которые в народе называли противотанковыми. О том, что я слетал с нарезки, выпив жалкие триста граммов крепкого, знали только в нашей компании и хранили это в тайне. Внешне я казался вполне трезвым и нормальным, однако был готов на самые непредсказуемые поступки. Как говорил мне Колян Псих, после очередных моих экзерсисов: «Не можешь пить, глотай дерьмо через тряпочку», — и это был дельный совет, как я впоследствии убедился и всегда старался следовать ему. Поэтому я вчера, на отвальной по случаю моего назначения начальником резервной заставы, пил не более своей малой нормы. Но когда тревожная группа, во главе с заместителем начальника заставы, принесла тело убитого осколками мины старшего сержанта Виталия Задорожного, моего земляка и просто классного пограничника — я хлопнул целый стакан водяры за упокой его души и с каменной мордой сказал замполиту: