Но беда заключалась в том, что полновесному советскому рублю не было доверия за кордоном. Не хотели коварные иностранцы покупать и облигации займа советского правительства.
– Поменять на валюту? – предположил Аркадий.
– Я узнавала. На черном рынке один доллар стоит где-то около шести рублей. Может, как оптовому покупателю дадут скидку, но я думаю, что нет. То есть получим на руки где-то около тридцати тысяч долларов. Это неплохо, но недостаточно неплохо. Хорошо бы ехать не с долларами, а что выгодно можно продать.
– Золото? – предположил Аркадий.
– Это я тоже узнавала. Мы можем купить где-то пять кило золота. А продадим его там где-то на семь тысяч.
– Тогда что?..
И Валентина стала рассказывать…
–
Конечно же, ориентировки и телеграммы летели быстрей самолетов и поездов. Но, во-первых фото, что появлялись из фототелеграфа, била оспой электрических помех, лица разыскиваемых были словно вымазаны сажей. И лишь человек с хорошим воображением мог признать в распечатанных листках беглецов. Во-вторых, ориентировки приходили постоянно, и не было никакой возможности держать в голове все нечеткие снимки, фотороботы, более похожие на шаржи. Наконец, милиционеры линейных участков полагали, что вряд ли этих преступников занесет сюда, на край географии. И, конечно же, ошибались.
Ориентировки на Аркадия и Валентину особо ничем не отличались от иных. Оба на портретах получились неузнаваемо, но в графе особых примет было упомянуто, что родимое пятно на плече Валентины имеет форму схожий с контуром Франции. Для непонятливых тут же рядом была нарисован контур Франции.
В Куйбышеве Валентина увидела ориентировку на себя и на Аркадия. Но тамошний фототелеграф натурально сжевал половину телеграммы, и особая примета на лист не попала, а дежурный, зевая, махнул рукой: и так сойдет.
Валентина ничуть не расстроилась, увидав себя на распечатке. Она ожидала подобное и предусмотрительно сменила прическу, но краситься не решила. Была она шатенкой, а более незаурядный рыжий или блондинситый цвет волос могли бы привлекать внимание.
Следовало как-то еще сбить с толку следствие окончательно.
Хорошо бы найти ребенка-беспризорника, лучше девочку, и изображая семью. Да только к шестидесятому году советской власти вывелись беспризорники. Конечно, какие-то дети еще сбегают из дома. Беглецов преимущественно ловят на следующей станции, но некоторые забираются далече. Причин для эскапады немного: кого-то допекли родители, кого-то на приключения потянуло. Только таких лучше не трогать. Первым опека не нужна, поскольку они от нее сбежали. Вторые, как правило, идеалисты, и сдадут, едва почувствовав неладное.
И на рынке в Челябинске Валентина купила котенка… Вернее так – в скобяных рядах приобрела изящную кошачью корзинку из лыка и лозы, а к корзинке взяла за сущую мелочь котеночка.
–
Промозглым утром сошли на станции Усть-Кут. От близкой реки тянуло сыростью.
Небольшой одноэтажный вокзальчик казался дореволюционным – как по стилю, так и обшарпанности. Пассажирский поезд дальше не шел – тогда это была конечная. Впрочем, грузовые поезда проходили немного дальше. За вокзалом шумел порт Осетрово – тогда самый большой речной порт в стране. От Осетрово начиналась другая дорога. По реке спускали товары летнего завоза для Иркутской области и Якутии. За этим товаром, само собой, прибывали посыльные, умельцы выбить дефицит, «толкачи». Отсюда, из речного порта на север отправлялись искатели длинного рубля. Сюда же прибывали из низовий Лены труженики севера.
Городишко, вытянутый вдоль реки и тракта, был мал, но в нем крутились огромные деньги. Где водились деньги, там появлялись блатные.
Север был богат. В начале или в середине пятидесятых в Якутии обнаружили алмазы. Запасы их были столь огромны, что выход с ними на международный рынок мог обрушить цены на этот драгоценный камень. Сам СССР в этом был не заинтересован. Потому алмазы продавали аккуратно через буржуев из Южной Африки – и наплевать, что там жестоко эксплуатировали и притесняли столь любимых в СССР негров.
Говорят, добычу в Якутии удалось организовать чудовищно неэффективно, государству в убыток. Но стране была нужна валюта – сперва на станки и машины, потом на пшеницу.
На алмазных разрезах работали советские люди за советскую, пусть и северную зарплату. И непосредственно рядом с местом добычи иной работяга мог сменять немелкий камешек на бутылку водки. Чем дальше от места добычи, тем более цены росли, но стоимость алмазов оставались все равно меньше мировых рыночных.