Гофрированные бока вагонов чем-то напоминали фюзеляж, а одетые в униформу проводницы – стюардесс. И уж что-то особенное было в пассажирах – на них лежала пыль крупных городов: Владивостока ли или Москвы. И мальчишка ждал как подаяния какого-то сувенира – небрежно выброшенного коробка из-под спичек, обертки от конфеты или даже жевательной резинки.
Меж тем, задремавшая, было, Валентина, проснулась от остановки, вышла в коридор, не накинув на обнаженные плечи кофточку – в вагоне было душно и жарко
В коридоре она остановилась у окна, положив руки на ограждение, кое защищало стекло от неуклюжих пассажиров. Взору Валентины открылся вокзал, за которым едва угадывался мелкий заурядный городишко. И столь же заурядны были его жители, одетые в теплое про запас. Здесь на перроне не торговали снедью, не несли к вагонам дары природы, как это делалось на украинских станциях.
…И как после этого не поверить в человеческий магнетизм?.. Вдруг Валентина почувствовала на себе взгляд, повернула голову и увидала мальчишку, который глазел на нее.
Женщина улыбнулась мальчику. Она была красивой и выглядела доброй, но мальчишка не дал себя обмануть. Он узнал эту женщину, хотя и видел ее первый раз в жизни. Прочесть об особой примете и увидать оную тут же – событие просто невозможное. Но у ребенка зачастую категория невозможного отсутствует.
Матвей знал, что внешность бывает обманчивой, особенно у злодеев. А вдруг она убийца пионеров, вдруг она шпионка как в «Ошибке резидента».
И стоило бы сыграть, улыбнуться в ответ, помахать рукой. Но детство бывает избыточно искренним. Ребенок не ответил на улыбку, а стал пятиться назад. Почувствовала нечто и Валентина, отступила на полушаг в глубину вагона. У нее хватило самообладания не спрятаться в купе, не стала она себя убеждать, что все нормально. Она ждала.
И, сделав несколько шагов, Матвей побежал. Он мчался к пригородному поезду, где ожидали посадки его родители. Верно, мама не поверит ему вовсе – она и ранее его именовала придумщиком. А вот отец, не окончательно повзрослевший, согласить взглянуть на женщину и ее особую примету.
Но возле башенки, под которой имелся вход в вокзал, мальчишка увидел милиционера, который точно как и все вышел поглазеть на поезд.
Дети боятся милиции. Но ей и верят, и Матвей, особо не раздумывая, схватил милиционера за рукав форменного кителя.
– Там! – заторопился он, – Там тетя! О которой на доске написано!
– Да на какой доске?
– Около комнаты милиции! Да скорей же.
Как раз заскрипел-затрещал громкоговоритель, и сообщили, что свердловский пассажирский нынче отправляется.
– Какая тетя? – лениво спросил милиционер.
– Да с родинкой тетя, что на Францию похожа!
– Тетя похожа на Францию?..
– Да не тетя, а родинка!
Милиционер соображал медленно. И когда все сложил – вздрогнул. Ведь позавчера на инструктаже им говорили о чем-то похожем.
И милиционер поддался Матвею, позволил тащить себя за рукав. В это время машинист дизель-поезда решил, что томить дальше народ нет смысла и открыл двери вагонов, что тут же привело толпу в движение. Люди поднялись с лавочек, отошли от стен и теперь двигались с сумками и рюкзаками навстречу милиционеру и мальчишке.
Такими их увидела Валентина. Оконный переплет надежно оберегал пассажиров от шума на перроне, но по жестикуляции мальчишки стало многое понятно.
К счастью, поезд вздрогнул, словно проснулся ото сна, качнулся, тронулся, стал ускоряться. Проводницы уже поднимали лесенки и захлопывали двери вагонов.
– Стоп-кран! Дерните кто-то стоп-кран! – кричал милиционер, пробиваясь сквозь толпу.
Его не слышали за грохотом колес.
И, дав прощальный гудок, поезд ушел за выходные светофоры, кои тотчас закрылись.
Глядя поезду вослед, Матвей чуть не рыдал. Если бы преступницу задержали сейчас, он бы стал пионером-героем, о нем бы писали в газетах. Но нынче слава ускользала от него со скоростью магистрального электровоза.
–
Аркадий уже успел посмотреть свой первый сон, когда его растолкала Валентина.
– Одевайся, – велела она.
Мужчина поднялся на локтях, взглянул на часы, затем за окно. Там смеркалось.
– Но нам же еще часов шесть ехать?
– Надо сходить, я тебе говорю!
Отчего-то ночь казалась Аркадию временем более безопасным. Расстояния вроде бы удлинялись, и проще было оставаться неузнанным во тьме.
– Выходим, я тебе говорю! – настаивала Валька.
Аркадий посмотрел будто в поисках поддержки на сегодняшних соседей по купе – женщину и ее дочь где-то лет восьми. Но те понимали еще меньше. И мужчина счел за лучшее подчиниться. Они уже путешествовали налегке: сумка и чемодан – Аркадию, клетка с котенком и ридикюль у Валентины.