Они выскочили из купе, по узкому коридору пробежали мимо места проводника в тамбур. Валька взглянула на стоп-кран, подергала ручку вагонной двери – та дала незначительный люфт. Двери были заперты. Поезд, ранее служивший средством для побега, нынче превратился в мышеловку.
– Нам надо выходить, – сообщила она Аркадию.
– Но поезд едет! Тут километров семьдесят в час!
– До таких ли мелочей ли сейчас?
Они заметались, заспешили по узким коридорам, по переходам над громыхающей автосцепкой, через тамбуры, в которых воняло гнусным куревом и мочой, через вагон-ресторан, где что-то жарилось, через плацкартные вагоны, в которых пахло потом и было шумно от всеобщего храпа. Ко сну отходили пассажиры. Валька и Аркадий то и дело на кого-то налетали, извинялись, спешили. Их провожали удивленными взглядами.
За всеми окнами поезда мутнел день: вечерние сумерки мешались с таежным сумраком. Тьма завораживала, соблазняла. В ней хотелось спрятаться, затаиться.
Меж тем, поезд, выскользнул из леса и по широкой дуге стал спускаться к реке, за которой уже горели огни нового города. Мост был все ближе.
–
…А за рекой поезд остановили, загнав его в тупик на ближайшей станции. Поезд уже ждали – поднятые по тревоге солдатики взяли состав в оцепление. Перепуганные пассажиры смотрели в окна. Что случилось? – шел шепоток по вагонам, плакали дети. Пассажиры мягких и купейных не казали нос из своих пеналов. В плацкартных, где всегда как в казарме или общежитии, гудело словно в улье.
Поезд угнали? И следующая остановка – Стамбул?.. Или ищут убийцу, фашиста, гитлеровца?..
Злые люди с автоматами осматривали каждый рундук, открывали каждую дверь, светили фонариками в лица. И каждый при этом сжимался, душа уходила в пятки – вот сейчас именно его выдернут из вагона, уволокут в темноту. За что? Да за каждым грешок имеется. Но нет, будто пронесло. Облегчение… Слишком рано…
Дойдя до конца поезда, повернули назад: и снова каждый рундук, снова фонарики. Теперь еще – предъявить вещи к осмотру.
Поезд простоял больше пяти часов, во время которых пассажиров не выпускали из вагонов. Затем, осмотрев вещи еще раз и переписав данные каждого, позволили переместиться в зал ожидания, откуда пассажиров стали отправлять в пункты назначения – кого автобусами, кого попутными поездами.
Весь замерший в тупике состав, кроме локомотива да, пожалуй, почтовых вагонов являл собой вещественное доказательство. Осмотрели купе, которое занимал Аркадий и Валентина, но ничего кроме отпечатков не обнаружили.
В нерабочем тамбуре во втором с головы вагоне справа по ходу была не закрыта дверь. Беглецов, мечущихся по поезду, видели пассажиры и проводники. По их показаниям получалось, что прыгать Валентина и Аркадий могли только на мосту, но колонны на нем почти не оставляли шансов уцелеть. Действительно, на одной колонне нашли след крови. Утром водой к деревушке ниже по течению вынесло пачку червонцев.
Беглецов искали и дальше, но не нашли их ни живыми, ни мертвыми. Поэтому приняли, что они разбились при прыжке, а чемоданы либо утонули, либо были кем-то найдены и спрятаны.
Эпилог
Что было дальше?
Легушева-старшего, как и обещано было кремлевским голосом, освободили от ответственного поста и назначили руководить колхозом. Лишившись высокого покровителя, сын тоже не задержался на заводе. Больших постов далее не занимал, спутался с фарцовщиками, ввязался после пьянки в драку и был зарезан гостями из более южной республики.
И Данилин, и Карпеко пережили поражение без особых потерь, но и без приобретений. Дело забылось не скоро, но в связи с ним вспоминали обычно иных людей.
Через год Вика и Сергей сыграли свадьбу.
А в начале восьмидесятых Саня Ханин огорошил всех новостью, что уезжает в Израиль и уже тайком выучил идиш. До девяностых о Сане не было ни слуху, ни духу, и лишь после распада СССР, Ханин появился. Прибыл он прямо на завод. Был при этом в приличном, но неброском костюме, носил обручальное кольцо. Поселился в гостинице «Дружба», днем копался в чертежах на своей бывшей работе, выбирая, что купить, вечером спаивал бывших коллег – то есть пил с ними в кабачках пиво. Рассказывал о себе – поселился он в Рамат-ха-Шароне, устроился работать в одну фирму, и, обжившись, много ездил по командировкам.
И вот однажды в Бостоне Санька из окна забегаловки на углу Портер-стрит и Лондон-Стрит увидел кого бы вы думали?.. Правильно – Аркашу Лефтерова. Был он одет вполне солидно, но пока Саня выскочил на улицу – от земляка и след простыл.