– А когда прибыли?..
– Три дня назад. Плацкарту, если что, я сохранил.
Билет у вора, конечно, имелся. Но это едва ли что-то не значило. Ничего Карпеко не мог сделать старику, а тому сие было известно. Быть может, потому на лице Фрола Филипповича играла улыбка.
Дунул ветер. Судя по донесшемуся запаху, кто-то вкуснейшим образом гнал самогон. Но на поселке ветер переменчив, дует порывами. И понять с какого двора пахнет – затруднительно. Да и не намеревался Серега то понять. Явных самогонщиков на улице не было, но всяк для своего удовольствия гнал, стараясь перещеголять соседей и кума в чистоте продукта.
Сергей мысленно составил словесный портрет старика. Мир воров не так уж и велик. В Стране Советов в тюрьмах сидит или сидело – миллионы, но тех, кто избрал ремеслом воровство – не так уж и много. А места лишения свободы своей теснотой способствуют общению и знакомствам.
Милиции узнать имя какого-то вора немного сложнее, но отнюдь не невозможно.
Потому Карпеко улыбнулся, и, достав блокнот из кармана, сделал несколько росчерков шариковой авторучкой. Затем, не прощаясь, отправился домой, на ходу доедая рогалик. И старикам лишь оставалось гадать, что же было в той записной отмечено.
А Серега всего лишь нарисовал человечка из кружочка и пяти палочек – вроде как галочку для памяти поставил.
Глава 23
Если подъезжать к Жданову со стороны полей по Донецкой трассе или железной дороге, первое, что видно – это дымы. Бурые столпы поднимаются к облакам, где растворяются в голубизне небес. Потом появляются трубы, завод. И если ехать на поезде, завод успеет обступить состав, оглушить своим лязгом и движением. Потом пассажир увидит другие фабрики, вдохнет запахи иных дымов: с запахом бензола от Коксохима, курного угля, которым топят печки жители ждановских коммуналок и бараков.
Да что там, пробыв с пару недель в городе, иной приезжий может стать настоящим дегустатором дыма. Путешественник может подумать: мысль отправиться в Жданов была не лучшей.
Если в Париже отовсюду видно башню Эйфеля, то в Жданове столь же вездесущ дым или его спутники. Выброшенная окалина падает на дома, и с годами любая стена, любая черепица окрасится в бурый колер. Но куда заметней графит, который вылетает из доменных печей. Он ложится на подоконники, в жару ветер метет его с пылью. Из-за графита любая асфальтовая дорога блистает так, словно в нее вкраплены бриллианты.
В Жданове есть пляжи, и некоторые приезжие опрометчиво считают город курортом. Но с каждого пляжа видны заводские трубы, кои пачкают небеса. А вдоль Городского пляжа то и дело громыхают товарняки, кои везут в порт металл, уголь и серу. В полувагон серу засыпают на треть от объема, чтоб ветром не выметало. Но в полосе прибоя сера, словно грязь, смешана с песком.
Оттого городской пляж для лентяев и приезжих. А горожане предпочитают выезжать на Левый или Песчаный пляжи, а то и в Широкино, в Мелекино, откуда, впрочем, также видно завод.
И была бы воля Всеволода Анисимовича, он бы отдыхал вовсе в Бердянске. Но не поймут. Скажут: у себя в области все изгадил, а приехал к соседям? К другому секретарю обкома?..
Поэтому отдыхал товарищ Легушев не в пригородах Жданова, а в Урузуфе или Седово, а в город металлургов и машиностроителей заезжал по делам, коих с появлением там сына стало больше. В своем номенклатурном положении секретарь обкома уже давно не делал разницы между интересами собственными и государственными.
Дорога в Жданов была не то чтоб длиной, но однообразной. Вдоль асфальтового полотна тянулись посадки, в разрывах которых мелькали заурядные поля. Трасса была почти пустынна. Стоял полдень рабочего дня, и мало кто выбирался в дорогу. Мелькали редкие рейсовые автобусы, шли грузовики – порожние и с грузом. Страна трудилась.
Скучая, Всеволод Анисимович разговорился:
– Я так полагаю, что Красная книга на самом деле эволюцию сдерживает. Ведь и до человека животные вымирали, потому что приспособиться не могли. И разве мы скорбим нынче о трилобитах, троглодитах и прочих динозаврах? Вот и с человеческим родом нужно также, надо улучшать его.
Обгоняя молоковоз, шофер кивнул. Был он неразговорчив, за что не нравился Легушеву. Уж лучше бы выкладывал, что на душе накипело. Ибо нет более поверенного в дела номенклатурного работника, нежели его шофер. Это жене или помощнику можно сказать, что поехал на объезд территории. А уж шофер точно знает, что машина простояла полтора часа у подъезда худенькой балерины из театра оперы и балета. Ответно с шоферами надо быть любезным – подкармливать продуктами из спецраспределителя и прочими номенклатурными благами.