Он проводил ее за полночь, когда все хулиганы уже спали. Они шли через королевство темных пятиэтажек, где свет в окне был скорей либо знаком чьего-то горя, либо – радости. Сердце Аркадия наполняло неразменное счастье, он просто парил. Касательно чувств девушки, юноше казалось само собой разумеющимся, что он ей нравится: веселый, стройный, молодой, недавно получивший должность заместителя начальника цеха на крупном заводе.
В воскресенье они пошли в кино, через неделю – на день рождение к его другу…
Ему удалось понравиться даже бабушкам, сидящим у ее подъезда. Им, как оказалось, надо было мало: не забыть поздороваться, не забыть попрощаться, когда не спешишь – переброситься словцом о погоде, о международной политике.
Впрочем, иногда бабушки могли сказать и что-то полезное…
–
– Андреич, не спи, обгоришь! – кто-то трясет его за плечо. – Да и вообще, уже пора…
Аркадий взглянул на наручные часы, кивнул: в самом деле – пора.
За день пожарная лестница раскалилась, и горячий металл жарил даже через рукавицы. И Аркадий представлял, что сейчас он спускается не с крыши цеха, а по трапу космолета сходит на неизведанную планету.
Баня, душ, чистая одежда. У выхода из корпуса встретил Саньку Ханина, спросил:
– Ну как сегодня совещание прошло?..
– Совещания не было. Совещания собирают, чтоб посовещаться, а нас тут позвали, чтоб было на кого поорать.
Дойдя с Саней до проходных, Аркадий остановился у таксофона, за две копейки набрал домашний номер Маши.
– Ты вчера не звонил? – напомнила Маша, после того, как поздоровались.
– Задержался на работе. Вышел с завода уже в темноте.
– Ты же говорил, что больше не будешь задерживаться.
– Это в последний раз. Завтра – выходные. Может, встретимся, погуляем? В кино сходим.
– Послушай, Аркадий…
Этот «Аркадий» не сулил ничего хорошего. Обычно она называла его Аркашей, в минуты нежностей – Кешей. И если говорила «Аркадий» – это сулило неприятный разговор.
Так и оказалось.
– Аркадий. Нам лучше некоторое время не видеться.
– Нам? – возмутился Аркадий. – Кому это нам?.. Мне – так точно надо тебя увидеть. Сегодня. Сейчас же.
– Ты эгоист. Ты думаешь только о том, что надо тебе.
– А что надо тебе? – спросил Аркадий, тем самым допустив ошибку.
– Мне надо побыть одной. Я хочу о многом подумать, как жить дальше…
– Жить так же, как жили раньше!
– А я не хочу – как раньше!
– Маша, я люблю тебя, выходи за меня замуж!
Было что-то неимоверно глупое: вот так объясняться в любви, предлагать руку и сердце по таксофону.
– Аркадий, ты что, пьян?
– Нет…
– Значит, ты не в себе. Будешь в порядке – поговорим.
– Я в порядке! Я в таком порядке!.. Все нормально, Маш…
Но он понимал – ничего не в порядке, ничего не нормально.
– Пока.
И, не вступая в спор, она повесила трубку.
Он стоял у таксофона с трубкой в руке словно окаменевший. В голове роились мысли, однако же ни одну не получалось ухватить за хвост. И он стоял бы далее, если бы его не хлопнули по плечу.
– Начальник! Давай с нами, в «Маячок». Проставишься за назначение.
– Да я же, вроде, в должности понижен.
– Понижен? – удивился Коновалов. – Сказано ведь, что нет звания выше и почетней, чем звание простого рабочего человека. И вообще, ты чего от коллектива отрываешься?
Глава 4
Пивнушка называлась в народе «Маяком» и находилась недалеко от Восьмых проходных, за автобусной станцией, рядом с гаражами. Именовали ее так из-за мачты, на которой прежний заведующий велел повесить красный фонарь. Когда завозили пиво, фонарь зажигался, и трударь, выйдя за проходную, а то и не выходя, глядя с крыши цеха, знал – стоит ли идти, бить ноги.
Разливное пиво, конечно, разбавляли, и в один день ОБХСС заинтересовался происхождением дачи заведующего, записанной, впрочем, на родителей. Заведующего сняли, но пиво от этого лучше не стало. Равно свое место сохранил и огонек.
Дорожка к пивной шла через площадку автостанции, по которой с раннего утра до поздней ночи ездили автобусы. Не проходило и месяца, чтоб под колесами не оказывался какой-то перебравший рабочий. Порой сюда приезжала милиция, дабы собрать урожай для невыполняющего план медвытрезвителя. Но случалось это изредка – пивной также требовалось наполнять бюджет родины.
В заведении было жарко и душно, но стоял соблазнительный запах пива. Из шести подвешенных под потолком вентиляторов работало только два. С остальных свисали липучки для мух. Хоть на улице еще светило солнце, под потолком горели лампы. За прилавком магнитофон медленно мотал пленку, из стареньких колонок Марк Бернес пел о том, что он любит жизнь и любимый город может спать спокойно.