— Я всё с самого начала сделал всё плохо, — продолжил принц между тем. — Из-за меня наши отношения развивались неправильно: сначала был поцелуй, потом знакомство, потом дружба, как я смею полагать, затем близость. И лишь после этого всего была любовь.
— Это ничего, — воскликнула Лианна, у которой уже отлегло от сердца: она ожидала худшего. – Ничего, Рейгар. Главное ведь, что мы любим друг друга. Какая разница, каким путём мы к этому шли?
— Для меня это важно, — горячо возразил Рейгар. – Не так долго осталось нам с тобой ждать, прежде чем наш сын или дочь…
— Сын, — уверенно кивнула девушка.
Принц улыбнулся:
— Пускай сын. Нам осталось уже не долго его ждать. И я хочу, чтобы теперь всё было правильно.
— К чему ты клонишь? – не поняла Лианна.
— Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Девушка растерялась. Она только смотрела на принца, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Лианна понимала, что нужно бы что-то сказать, но в голове, как на зло, образовалась полная пустота.
— Но мы не можем, — только и выдавила она. – Леди Элия.
— О, Лианна! Забудь ты об Элии. Умоляю.
— Я не об Элии конкретно говорю, — объяснила сбивчиво она. – А о том, что ты уже женат. Мы не можем.
— Послушай. Мы с тобой теперь другие люди. Забудь обо всём, что было до этого момента. Теперь мы с тобой два совершенно других человека. Вот кем ты хочешь быть?
— Лианной Старк, — неуверенно ответила девушка.
Рейгар покачал головой:
— Лианна – это твоё прошлое. А я говорю о новой тебе. Вот я буду… буду Джон Имрин. Обыграем так не понравившееся тебе Имаэрин. Невычурно, просто, неброско. Я теперь Джон. Никакого больше Рейгара Таргариена. А ты? Кто теперь ты?
Лианна на секунду задумалась, но решила подыграть очередной игре принца:
— Фиона.
— Фиона не замужем. Джон не женат. Так что, Фиона, ты будешь моей женой? Перед ликом любых богов, Фиона, — перед Старыми или Новыми. Ты вольна выбирать сама, — Рейгар встал перед ней на колено. — Я прошу твоей руки перед ликом всех Богов, Фионна. Будешь ли ты моей женой?
Лианна улыбнулась, а затем рассмеялась. На глазах её выступили слёзы. О большем она не смела и мечтать.
Эртур какое-то время ещё сидел, просто глядя на лежащую без чувств Лианну. Видела ли она сны? Или прибывала в полном беспамятстве? Гвардейца заставил очнуться ребёнок. Он завертелся и повернул к дорнийцу своё личико. Дейн перевёл на него взгляд, прикидывая, что младенца нужно вернуть на место. Ему на выручку пришёл мейстер. Он вошёл в комнату почти беззвучно, но Эртур всё равно уловил едва слышный скрип двери.
— Она очнулась на несколько минут, — приглушённо воскликнул дорниец, обращая лицо к старику. – Попросила принести сына.
— Она это сказала? – обрадовался мейстер, подходя к кровати.
Эртур хотел уже было ответить: «Да», но в последний миг понял, что на самом-то деле Лианна ничего толком не сказала. Сдавленное рычание не в счёт. Дейн покачал головой. Старик вновь поджал губы, и Эртур понял, что ничего хорошего это не значит.
— Ей не лучше? – спросил он осторожно.
Мейстер от ответа воздержался. Он взял ребёнка на руки и отнёс его в люльку.
— Идите, вздремните, сир Дейн, — проговорил мейстер негромко. – Смените меня попозже.
Эртур кивнул и, бросив на Лианну последний взгляд, вышел вон.
Несмотря на столь поздний час Герольд и Освелл не спали. Они были внизу, на втором этаже, сидели перед горящим камином, в котором закипал котелок, и негромко разговаривали.
Эртур сел подле них, расшнуровывая ботинки. Никто больше не спрашивал, как там Лианна. День ото дня ничего не менялось. Теперь, казалось, она спала дни напролёт. Дейн каждый день боялся, что она больше не проснётся. Временами почему-то начинали кровоточить раны, о месторасположении дорниец, пожалуй, не хотел знать, но догадывался. Какие раны могут быть у женщины только лишь родившей дитя? Мейстер продолжал давать ей отвары и настои, менял повязки, делал компрессы, но гвардейцам всё равно часто приходилось видеть окровавленные простыни или тряпки.
В воздухе витала странная недосказанность, Эртур словно бы мог почувствовать все несказанные слова, облепившие его со всех сторон, только вот он совершенно не мог их понять. Это напряжение держалось в башне уже с неделю. Каждый раз, когда Дейн появлялся, Герольд и Освелл переставали разговаривать. Это дорнийца порядком достало.
«Как бабы, честное слово», — в ярости подумал он, а вслух сказал:
— Если вам есть, что сказать, валяйте.
— Если бы нам было, что сказать, неужто ты думаешь, мы не сказали бы? – спокойно отозвался Герольд, ворочая старой кочергой угли в камине.
— Коли сказать вам нечего, чего сидите с рожами такими заговорщицкими? Вечно шушукаетесь у меня за спиной. Давайте не будем заниматься ерундой. Будьте откровенными. Говорите в лицо, что думаете. Не нужно этих интриг идиотских, вам их сполна в Королевской Гавани что ли не хватило? – Эртур был раздражён.
— Полегче, Дейн, — Освелл поднял руки ладонями наружу в знак примирения. – Мы ничего не замышляем, и нет у нас в мыслях что-то тебе говорить. Скорее всего тебе кажется. Мы все устали. Все напряжены.
Эртур недовольно фыркнул, однако, не глядя в сторону друзей.
— Как бы не так, — пробубнил он. – Небось обсуждаете там, за моей спиной, что ошибся я, доверив судьбу Лианны лошадям. Да только времени ещё прошло немного. Они скорее всего только в Звездопад прибыли. Нужно подождать ещё немного.
— Ты опять плохо спишь ночами? – догадался Герольд.
Дейн поднял на него покрасневшие глаза, и тот понял, что не ошибся.
— Взял бы отвар у мейстера. Тебе нужно спать. То, что ты не спишь, подвергает опасности не только тебя, но и нас, и леди Лианну с её младенцем, — голос Хайтауэра звучал очень серьёзно.
— Никто ни в чём тебя не винит, Эртур, — поспешил добавить Освелл. – Мы все понимаем, что другого выхода у нас не было. Мы сделали всё, что могли.
— Недостаточно.
— Что? – переспросил Герольд, наклоняясь ближе. – Что ты сказал?
— Недостаточно, — чуть громче повторил Дейн, глядя невидящим взглядом в камин. – Она умирает. А мы ничего не можем сделать.
— Кто сказал, что она умирает? – взъерепенился Уэнт. – Никто этого не говорил.
— Разуй глаза, Освелл, — горько воскликнул Эртур. – Она умирает!
Пощёчина от Герольда прилетела внезапно. Она обожгла щёку и отрезвила получше любого мейстерского отвара. Дейн некоторое время просидел, схватившись ладонью за щёку и глядя перед собой, а затем повернулся к друзьям. Освелл выглядел не менее шокированным, чем сам Эртур. А вот Хайтауэр выглядел теперь раздражённым:
— Хватит ныть, — рявкнул он. – Ведёшь себя похуже девчонки. Никогда бы не подумал, что ты такой нежный. Видишь, недосып тебе не на руку. Ты когда высыпаешь, хоть на мужика становишься похож. А то, что это такое? Тьфу, — Герольд сплюнул дорнийцу под ноги. – Возьми себя в руки, а то ещё раз врежу. За мной не заржавеет. Чтобы выспался и начистил меч. Тот бродяга, которого вы у ручья похоронили, ничему тебя не научил?
Эртур молчал.
— Мы не имеем права на ошибку, — заговорил спокойным голосом Освелл. – А теперь есть риск, что кто-то ещё может сюда прийти. Мы должны быть готовы. И ты тоже. Время ещё есть подождать. И мы будем ждать. Главное, чтобы мы не раскисали.
Дейн кивнул, не имея желания сейчас разговаривать. Они были правы — он раскис.
Однако ещё через неделю раскисать начали и сам Герольд с Освеллом на пару. Время шло, а помощи из Звездопада всё так же не было. Эртур отказывался верить, что брат не послал им помощь. В крайнем случае, он хотя бы прислал ворона с отказом. Он не оставил бы их в горах без ответа. Стало быть, что-то случилось с лошадями. Или в самом Звездопаде не удосужились посмотреть на узду лошадей и найти письмо. Вариантов было множество, но ни один из них не менял сложившегося положения: они остались без столь необходимой им помощи.
Спустя ещё несколько дней гвардейцы вновь держали совет в тех же покоях, в которых Эртур получил за своё упадническое настроение.
— Герольд, в этот раз попрошу без рукоприкладства, — сухо проговорил дорниец.