Даю Эду золотой соверен, кладу сверток в карман.
- Еще одно задание, - протягиваю Эду записку. - Сделаешь, как написано, получишь сотню фунтов.
Тот кивает. Сто фунтов это на редкость лакомый куш, а невыполнимых и очень уж аморальных, 'мокрых 'заданий я джентльмену не предложу, и это он знает. Мы - джентльмены, а значит уважаем друг друга.
Выходим из булочной.
- Логан, смотри, - распахивает он полу плаща. Новёхонькая шестизарядная машинка с клеймом 'Хартфорд' висит на ременной петле.
- И зачем? - развожу руками я.
- Не надо? Вчера в покер выиграл. Думал, человеку твоей профессии... - Поясняет Эд.
- А какой именно я профессии? - спрашиваю деланно удивленно.
Мне самому чертовски интересно, кем меня считают в криминальном мирке провинции.
Эд, называемый плюшевым из-за легкого пуха по всему лицу, отводит глаза.
- Доктор,- наконец выдавливает он.
Очень хочется достать из кармана замотанный в тряпочку глаз покойного Биггса и посмотреть им на Эда: интересно, как вытянется его лицо?
Но я одобрительно хлопаю Эда по плечу, бросаю - Верно. Ридли Холл, медицина, - и ухожу.
Я снимаю комнату на Кравл-стрит, в левом крыле дома с номером семь, что под зеленой крышей: как раз над мистической лавкой мадам Лиллиан. Старая гадалка денно и нощно трясется над хрустальным шаром и всерьез верит, что мистические потоки энергии от ее бижутерии положительно влияют на соседей. И могут повредить недоброжелателям. Я всецело ее поддерживаю, иногда, за общим завтраком, поддакиваю и делюсь некими якобы откровениями из снов. Поэтому цена съема у меня гораздо ниже, чем у соседа в правом крыле. Сосед, военный чин невысокого ранга на пенсии после ост-индской кампании, говорит мало, и видим мы его редко. Лишь однажды он поинтересовался, где это я приобрел такой замечательный загар, уже не в британских ли колониях. Узнав, что всему виной Египет, а в оружии и лошадях я совсем не разбираюсь, он потерял ко мне интерес.
Да, страна пирамид дала мне загар, лихорадку и сумку набитую безделушками. Глиняные и керамические божки, как Египта, так и смежных с ним Ассирией, Ниневией и прочих Мидоперсов, как-то сразу привлекли внимание мадам Лиллиан.
- Не оригиналы, не храмовая утварь, ну что вы. Просто искусные копии,- совершенно искренне ответил я тогда, поглаживая статуэтку крылатого быка.
Мадам не поверила.
Убеждать я не стал.
А получив от меня в подарок несколько особенно уродливых идолов, мадам перестала наведывается ко мне в гости в мое отсутствие. Кажется, она стала мне в чем-то доверять.
А может просто наткнулась на несколько книг с символикой каббалы и решила оставить меня в покое.
Вообще, все началось десять лет назад.
Тогда я был юн, грезил наукой и мистикой, исследовал теологию и оккультные науки - все до чего могла дотянуться моя душа. Самым большим открытием стало познание истины - а именно то, что вся гигантская куча навоза под названием оккультизм в основном ересь и плод богатого воображения шарлатанов. Вторым открытием и еще большим удивлением стало нахождение нескольких жемчужин в этой смердящей куче. Открытия не делаются случайно, как не рождаются случайно великие законы. Упади яблоко на голову не Ньютону, что годами исследовал законы природы, а беспутному студиозусу-гуляке, ничего бы не произошло. Шишка, не более. Так и в моем случае - ростки странного, неподвластного, выходящего за рамки, однажды все-таки взошли. Ведь я посвятил этому многие годы.
И тогда я впервые увидел ее. Схему.
Рисунок на истлевшем пергаменте говорил о некоем мистическом создании. А продававший ее мне хиромант клятвенно уверял, что это служит для вызова волшебного слуги. Он ошибался. Но схема - работала.
Криво, косо, с кучей условий, часть из которых я так и не смог определить.
И схема не вызывала волшебного слугу, голема, или кобольда.
Она просто приоткрывала крохотную щелочку в другой мир.
Каюсь, увиденное сначала было списано мной на воскуриваемый опий и вонь от свечей из змеиного жира с примесью гашиша. Окошечко открылось на неполную минуту. И как завороженный я смотрел на грустного усатого человечка в шляпе и с тростью. Как он падает, встает, снова падает, как гонятся за ним полицмейстер, и как веселее смеются люди в громадном зале. Потом видение пропало.
А повторить опыт мне не удавалось почти полгода, а когда я понял, что именно надо, в моей жизни возникли Сирия, Греция, Эфиопия, Тибет, и, наконец, Египет.
Зато потом... примерно раз в месяц, я смотрел картины другого мира. Иногда слышал звуки, изредка - странную музыку. Однажды - о, небывалая удача подвигнувшая меня к новым исследованиям - в крохотную щелку внезапным сквозняком занесло пустой стаканчик из странной бумаги. Как завороженный я смотрел на невероятно яркие цвета синего и красного с надписью 'Пепси'.