— Бритву имею,— сообщил он весело,— туфель для Клер не имею, а вот то есть виолончель...— И он протяну л Андрею дощечку.
Но тут разом заговорили Отто и Норберт:
— Что случилось?
— Где ты пропадал?
Опустив корзинку, Юрек еще больше сдвинул шапку на затылок, негромко рассмеялся.
— А мне позволено будет соврать?
— Что за чушь ты городишь! — взорвался Отто.— Мы тут жутко за тебя переволновались. Там что, немцы?
— Нету немцев.
— Так где же ты все это время околачивался?
И снова негромкий счастливый смех Юрека.
— Прошу у дорогих друзей извинения. Кароля не было дома. А его сестра Зося — очень милая женщина. Она не есть слишком старая для меня.
На миг воцарилось молчание, потом грохнул взрыв хохота. Смеялись оттого, что на душе стало легче, и оттого, что признание Юрека прозвучало так забавно, но еще и от возбуждения. Оно вдруг стало явственно ощутимым, воздух так и затрепетал: больше они уже не были одной семьей — теперь это были четверо мужчин и две женщины.
«Ай да Лини! — подумала Клер.— Ведь она это предвидела!»
6
Передавая Клер миску с едой, Лини наклонилась к ней и зашептала по-французски:
— Если б мы с Норбертом сейчас остались одни, он завел бы об этом разговор, я чувствую.
— Вот и слава богу, что вы не одни.
— Хороша подруга, нечего сказать.
— Ну это ты зря. Сама подумай: Юрек нашел себе девушку, так что он не в счет; Андрей, видимо, тоже не в счет — у него ко мне возвышенные чувства, и я уверена, он поймет мое состояние. А Отто на стенку полезет, если вы с Норбертом будете вместе. Он натворит бед, ручаюсь.
— Завтра вечером нас вообще, может, не будет в живых. Так что говорить о каких-то там бедах просто смешно.
— А я верю, что мы будем живы, и потому ничего здесь смешного не вижу. Ты не могла бы немного повременить?
— Тебе легко рассуждать, ведь ты пока ничего не чувствуешь. А мне нужно знать, что я снова женщина. В жизни мне ничего так не было нужно.
— Лини, милая...
7
Ужин оказался роскошный: сваренная целиком свекла (они смаковали каждый ее кусочек и ахали, до чего она сладкая), картошка в мундире, каждому по ломтику черного хлеба, желудевый кофе — чуть теплый, неподслащенный и все-таки восхитительный после мерзкого лагерного пойла.
— Кароль — святой! Святой! — объявил Отто, проглотив последний кусок, и блаженно рыгнул.— Простите, Клер, что прерываю вас, но какой ужин, а?! Ну рассказывайте дальше.
— Да, так вот, сейчас вы увидите, как тщательно немцы готовились к войне. Чтобы получить ученую степень, муж должен был сделать оригинальную научную работу и опубликовать реферат. Реферат был, кажется, по бензину, что-то в этом духе. А потом он стал работать совсем в другой области — по агрохимии.— Клер сделала паузу, чтобы отправить в рот картофелину. Ела она, как обычно, медленнее других, и от ее порции оставалась еще добрая половина.— Когда началось вторжение, мы жили в деревне под Парижем, Пьер там работал. В армию его не взяли — сердце было неважное. Как и все, мы бежали на юг. Пьер хотел попасть в Тунис, но ему никак не удавалось договориться, чтобы нас туда переправили. Так что после перемирия[10] мы поехали в Гренобль — там университет, и Пьер устроился на преподавательскую работу.
— А это в какой части Франции? — спросил Андрей. Он напряженно слушал ее, приставив к уху согнутую ладонь.
— В вишистской[11]. Тогда она считалась свободной зоной, немцы оккупировали ее лишь два года спустя. Да, вот тут уже начинается интересное: так, через месяц после перемирия заявляется к нам представитель вишистских властей, разумеется коллаборационист, и сообщает Пьеру, что его ищут немцы—с того самого дня, как взяли Париж: какой-то научно-исследовательский институт в Берлине заинтересовался этим его рефератом по бензину, и, если он поедет туда работать, ему обещают хороший оклад. Пьер, конечно, отказывается. А дальше уже совсем интересно. Оклад сразу же увеличивается. Пьер снова отказывается. Коллаборационист пробует разжечь его честолюбие: он-де будет там работать с крупными учеными, приобретет широкую известность. Но Пьер ни в какую. Тогда этот тип пытается сыграть на его патриотизме. Франция и Германия теперь, мол, союзники, и долг каждого француза — сотрудничать с «новым режимом». Пьер отвечает, что между Германией и Францией такой же союз, как между волком и ягненком, которого тот задрал.— Клер усмехнулась.— Вот тут коллаборационист взбесился: вы, говорит, коммунист, английский прихвостень. А Пьер ему: ну а вы нацистский прихвостень, maquereau. По-французски это значит «сводник», словцо оскорбительное, ничего не скажешь. Только зря он это сказал — вишист был огромный, здоровенный, а Пьер весил меньше меня. Так что из схватки он вышел с разбитым носом.
11
Виши — небольшой город в Южной Франции, где через несколько дней после капитуляции обосновалось марионеточное профашистское правительство Петена.