— А я бы их назвала по-другому: «банши».
— Как-как? — удивилась Лини.— Это что такое?
— А это из ирландского фольклора, женские духи, они воют по ночам, предрекают человеку смерть.
— Ей-богу,— воскликнула Лини,— каким только вздором у тебя голова набита! Ну как, француженочка, сделаем массаж, а?
— Только, пожалуйста, шведский, а не голландский.
Норберт подошел к окну, спросил Андрея:
— А у немцев разве нет реактивных орудий?
— Есть, но они пускают только один снаряд, звук другой. А «катюша» быстро так: фт-фт-фт... Одна «катюша» пускает шестнадцать снаряды подряд.
— Снег перестает,— объявил Норберт и вдруг ахнул:— Боже мой!
Встревоженный возглас Лини:
— Что такое?
Норберт не ответил. Молча, словно в забытьи, глядел он перед собой. Остальные бросились к окну.
Падали редкие белые хлопья. Ровное неисхоженное поле за заводским двором выглядело совершенно так же, как накануне, разве что снегу нападало еще больше. Но в полукилометре от них, по дороге, рассекавшей поле надвое, потоком шли заснеженные танки и грузовики, шагали солдаты. Медленно двигалась эта белая река, машины приноравливались к шагу идущих. Пехота шла тесными рядами, неуклюжие маскхалаты покрылись от мороза ледяной коркой. «Немцы или русские?»—мелькнул у каждого в голове один и тот же вопрос. И почти тотчас же Андрей выкрикнул:
— Фрицы!
— Немцы,— объяснила Клер.
Остальные заговорили разом:
— А почем ты знаешь? Ты уверен?
Андрей стал взволнованно перечислять:
— Немецкий танк — «тигр»... Немецкий гаубица... Немецкий зенитка.
— Я не вижу опознавательных знаков! — воскликнул Отто.’—1 А ты? Где они?
Андрей быстро заговорил по-русски:
— Клер, объясните им, я отличаю немецкие орудия и танки по виду, ошибки быть не может!
Как только Клер перевела его слова, все смолкли. В немом изумлении, словно зачарованные, смотрели беглецы на дорогу, и обжигающая радость билась в них. Зрелище было воистину потрясающее. Пусть в Освенциме такой человек, как Норберт, по ночам утешал себя мыслью, что история похоронит фашизм. Но ведь каждое утро, просыпаясь, они по-прежнему оказывались в безумном мире, где правила звериная жестокость. Ни один из них, в сущности, не надеялся выйти из того страшного мира живым. А сейчас они на воле, в укрытии, и у них на глазах полчища их мучителей панически бегут. Зрелище это тешило глаз, заставляло бешено колотиться сердце. Они все смотрели и смотрели, желая удостовериться, что это не мираж. И странно, до чего странно — с дороги не доносилось ни единого звука, все заглушал немолчный гул далекой канонады. Белая река, несшая свои воды медленно и бесшумно, выглядела нереальной — казалось, что смотришь немой фильм.
Клер первая нарушила затянувшееся молчание.
— Ах,— сказала она сдавленным, глухим от волнения голосом, — теперь и умереть не жаль. На наших глазах свершается возмездие.
У Юрека в горле зазвенел смех. Он рвался из него родниковой струйкой — веселой, сверкающей на солнце. Юрек не говорил ни слова, только смеялся, смеялся, пока наконец не утих.
И снова наступило молчание. Потом все вдруг заговорили разом, словно взбудораженные дети, давая выход переполняющим их чувствам:
Отто:—Эти сверхчеловеки еле тащатся — устали, видно. Я за них так...
Лини:— Устали!
Отто: — ...переживаю!
Лини:—Да где им знать, собакам, что такое усталость! Вот мы действительно знаем!
Андрей (неистово):—Самолеты! Где наши самолеты? Почему они ждать?
Норберт (горько, печально):—Неужели это единственный способ заставить немцев понять хоть что-нибудь? Сколько же войн должны они проиграть, чтобы отказаться наконец от попыток завоевать мир?
Клер (посмеиваясь):—Отто, у вас сахара не осталось? Ах, как бы он им сейчас пригодился!
Взрыв хохота — резкого, злого, торжествующего!
Юрек:—Виват «катюше»! Я на ней женюсь. Она мне есть милее Зоей.
Блаженный, бессмысленный смех! Язвительное фырканье! Забавные выдумки и фантазии, одна причудливей другой! Но вот поток машин и людей иссяк, и все понемногу стали успокаиваться. Вдруг Андрей нахмурился, отошел от окна, взволнованно зашагал взад-вперед. Остальные не отрывали глаз от последней колонны немцев и даже не заметили, что он отошел.
—: Снегопад опять усиливается,— заметил Отто.
— Вот и хорошо, пусть они замерзнут насмерть, эти чудовища!
— Нет, Лини! — поспешно возразил Норберт.— Эти солдаты — ведь они не эсэсовцы. Разгромить вермахт необходимо, это верно, но не надо валить солдат в одну кучу с эсэсовцами.