И тут, во второй раз в жизни, Клер ослепла. Когда зрение вернулось, она увидела в дверях солдата, одеянием своим напоминавшего монаха-капуцина. Он был в длинной, чуть не до пят, белой накидке, остроконечный капюшон скрывал каску, руки в белых перчатках сжимали автомат. Раскаленные иглы вонзились ей в мозг, в сердце, в живот. Из нее так и рвался безмолвный вопль: «Немец ты или русский? Немец или русский?» Солдат перешагнул через порог. Он был метрах в пяти от них и в темноте пока никого не видел. За ним осторожно, с опаской вошли еще двое. Вспыхнул огненный глаз фонарика, его луч хлестнул по стенам справа налево. Один из солдат увидел сидящих на полу людей, удивленно хмыкнул. И сразу же грубый голос скомандовал по-немецки:
— Руки вверх!
Беглецы повиновались: в этот миг каждый до конца понял, что такое отчаяние — безысходное, безмерное.
— Кто такие? Что делаете здесь?
Стоявший у окна Юрек, которого немцы еще не заметили, тотчас смиренно ответил:
— Здешние мы, господин начальник. Хотели с девчонками поразвлечься.
Луч фонарика метнулся, выхватил из тьмы подобострастную улыбку Юрека, его поднятые руки.
— Стань вместе со всеми.
— Слушаюсь.
— Есть еще кто в этом здании?
— Я так думаю — никого, господин начальник.
— Русские патрули возле деревни не появлялись?
— Нет, господин начальник.
Короткое молчание.
— Вальтер, доложи Дитриху.
— Есть! — один из солдат вышел.
— А вы, девки, марш по домам!
Лини вскочила. Но Клер не в силах была двинуться, даже когда Лини рванула ее за руку: ни тело, ни душа не повиновались. Она глаз не могла отвести от мертвенно-бледного лица Андрея, а он, не отрываясь, глядел на нее — печально, безнадежно.
— Ну? — пролаял солдат.— Марш отсюда!
— Идите, Клер...— сказал Андрей.
Она поднялась, и Лини изо всех сил потащила ее к двери. Уже в проходной с губ ее сорвался стон, она повернула было обратно. Но Лини выволокла ее за дверь.
4
Оттого что они вдруг очутились в поле, на морозе, Клер сразу вышла из оцепенения.
— Вон туда! — Лини показала налево и бросилась бежать, Клер за нею.
— Куда мы? — крикнула Клер на бегу.
— К Каролю!
Уже совсем стемнело. Недавно выпавший снег был мягкий и глубокий, почти по колено. Сперва они бежали рядом. Боль, ужас, которые рассудок уже не в силах был вместить, выхлестывались из них бессвязным, отрывочным бормотанием. Через каких-нибудь шагов тридцать обе запыхались, но никак не могли замолчать.
— Господи, не допусти...— твердила Лини.— Господи, не допусти! Господи, не допусти... Сжалься, сжалься...
А Клер словно пьяная:
— Нет, нет... Немыслимо... До чего жестоко... Нет, нет...
Вскоре Клер остановилась, хватая воздух ртом. Лини круто обернулась.
— Скорей! Если узнают, кто мы, бросятся за нами в погоню. Давай за мной.
Она рванулась вперед, и Клер тотчас же затрусила следом. Теперь они бежали молча — два года Освенцима вымуштровали обеих. Там, когда погибает кто-нибудь близкий, ты сперва слепнешь, или, не помня себя, исходишь воплем, или что-то бессвязно бормочешь и призываешь на себя смерть. А меж тем в тайниках души идет подспудная работа, и вдруг наступает перелом: перестаешь бормотать, снова берешь себя в руки, начинаешь бороться за жизнь. Так и сейчас, все существо Клер напряглось в одном усилии — бежать. Теперь, когда Лини прокладывала дорогу, это было намного легче, и все же ноги едва держали ее.
Сквозь тучи пробился тонкий луч луны, и справа, метрах в пятидесяти, они увидели крышу дома.
— Туда! — крикнула Лини и кинулась к дому. Вдруг тучи поредели, и слева они увидели еще один дом, поближе. Лини свернула к нему. Пока они добежали, луна снова успела скрыться. Лини, опередившая Клер метров на десять, сразу забарабанила в дверь. В ночной тиши стук показался Клер чудовищно громким. Но, очутившись на крыльце и увидев, что дверь все еще не открылась, она тоже замолотила по ней кулаками, задыхаясь, стала звать:
— Пане Кароль, пане Кароль!
Незаметно для них в окне чуть отодвинулась сбоку темная штора. И вот дверь приотворилась, мужской голос грубо спросил по-польски:
— Чего надо?
В узкой щели виден был только глаз и кусок щеки.
— Вы пан Кароль?
— А вы кто будете?
С решимостью отчаяния Клер выпалила:
— Заключенные, прятались на заводе. Юрек вам разве не говорил про двух женщин?