— А еще мне нужны хорошие курения! Я бы поставила курильницу в кабинете его преосвященства. Просто стыдно: к кардиналу часто приходят знатные господа, и вот им приходится нюхать эту гадость!
— Но разве кошек не выпускают в сад?
— Мэтр Барре, вы когда-либо пробовали объяснить кошке правила приличного поведения?!
Парфюмер развел руками.
— Я человек маленький, мадам. Не дворянин, не придворный, — сказал он. — Я не могу указывать вашей милости… Но только знайте: Парижу любовь его преосвященства к кошкам кажется очень подозрительной. Для вас же лучше от них избавиться или хоть свести их число к разумному…
— Ах, все это я знаю! Я подумаю… Бернадетта!
— Она вышла, мадам, — сказала Сюзанна, помогавшая мэтру Барре расправлять складки. — Ну вот, все платье с изнанки смочено эссенцией.
Эта стройная синеглазая брюнетка была незаконнорожденной. Ее родители, две знатные особы, тайно отправили так некстати образовавшегося младенца в деревню к кормилице. Обычно такие дети, десятками появлявшиеся на свет по всему королевству, мёрли как мухи, но Сюзанна выжила и, как умела, начала прокладывать себе дорогу к богатству и удачному замужеству. Добравшись до столицы, девушка некоторое время мыкалась в поисках работы, едва не угодила в бордель дядюшки Пежо, что на Королевской улице, но в конце концов устроилась белошвейкой в мастерской мадам Оденкло. Там-то ее и заприметила домоправительница кардинала и взяла к себе в услужение. Сюзанна, будучи девушкой неглупой, поняла, что птица удачи наконец-то обратила на нее внимание. В Пале-Кардиналь стоило служить хотя бы ради выгодных знакомств. А что касается разных неудобств, вроде кошачьей вони, приставаний Жана или нередких вспышек раздражения госпожи де Комбале, то на эти «мелочи» юная камеристка старалась не обращать внимания…
Сюзанна и мадам разом склонились над платьем.
— По-моему, это еще хуже, чем было, госпожа, — честно сказала камеристка.
— Подождите, подождите, это лишь первое впечатление! — засуетился парфюмер. — Пусть платье проветривается хотя бы два дня…
— Что ж, выбирать не приходится. Теперь несите розовое, — велела мадам де Комбале. — Оно тоже «благоухает». Мэтр, а не помогут ли тут курения? Нет ли у вас состава, чтобы окуривать одежду?
— Есть составы, которыми окуривают во время чумы, мадам. И уж не знаю, возможно ли… — в замешательстве отвел глаза Барре.
— Эти кошачьи ароматы хуже всякой чумы! — решительно отрезала де Комбале. — Сегодня же к вечеру доставьте вашу курительную смесь в необходимом количестве!..
Пока мэтр Барре, отдуваясь и краснея, помогал хозяйке Пале-Кардиналь спасать платья и юбки, другая камеристка, Бернадетта, стояла перед отцом Жозефом.
— Этот парфюмер восстанавливает госпожу против кошек его преосвященства, — докладывала она. — Мэтр внушает ей, будто в котах сидят демоны.
— Так многие считают, дитя мое, — добродушно отвечал монах.
— Но он уговаривает госпожу избавиться от кошек!
— Не так уж это глупо, если подумать… Моя ряса тоже порой «благоухает» кошатиной. Но ничего подобного не случится. Мы должны оставить его преосвященству эту маленькую забаву и утеху ради отдохновения и успокоения его мятущейся души, изнывающей под тяжким бременем ответственности за благополучие Франции. Так что попробуй-ка лучше внушить своей госпоже, что мир в доме важнее маленьких неприятностей с запахом. В конце концов, пусть она купит себе новые платья. А деньги на это у кардинала найдутся непременно.
— Я попытаюсь, святой отец…
— Ты это сделаешь, дитя мое. — В голосе монаха лязгнул металл. — Иначе за что же тебе деньги платят?
— Я сделаю, что смогу, святой отец… — заметно побледнела девица. — Но… может быть, можно убрать хотя бы нового кота его преосвященства? Это ужасный зверь, святой отец! Мы все его боимся!
— Ступай, дитя мое. Ступай! Все в руках Господа…
Коты и кошки кардинала были лишь одной из многих забот отца Жозефа. Но хвостатые злоумышленники хотя бы сидели в Пале-Кардиналь! А вот недавно объявившуюся незаконную дочь его преосвященства пришлось ловить по всем окрестностям Парижа. Загадочная девица бродила по кабакам и притонам и утверждала, ни много ни мало, будто она — плод грешной любви первого министра Франции и королевы-матери Марии Медичи! Понятно, что возмутительницу спокойствия быстренько изловили и отправили в женский монастырь под Пуатье — подальше от ушей парижских обывателей. Но неприятный осадок в умах парижан остался. В том числе и у отца Жозефа. И до сих пор он так и не смог ответить себе на назойливый, как осенняя муха, вопрос: не была ли эта история началом интриги старой королевы, отправленной в изгнание в Брюсселе и даже оттуда норовившей пакостить французскому двору и первому министру своего сына-короля?