Страшно ли ему? Пожалуй, что нет. Звери всегда понятнее людей, они не умеют притворяться и лицемерить.
Наконец, перед ним возникла решетка, отделявшая вольер волков от дорожек, откуда на них смотрели зеваки. Абсолютно гладкие прутья уходили вверх, а за ними маячила сетка. Он обошел вокруг вольера: волков нигде не было видно, зато нашлось высокое дерево с пушистой кроной, ветви которого склонялись над оградой.
Недолго думая, мальчик попытался обнять руками ствол и подтянуться, но добился он лишь того, что ссадил ладони о шершавую кору: дерево было слишком толстым для детских рук. Тогда он постарался подпрыгнуть повыше, но все тщетно, только упал в конце концов. Еще через множество неудачных попыток, от которых остались синяки и царапины, мальчик выяснил, что если хорошенько разбежаться и оттолкнуться, то можно сделать один шаг по стволу дерева, а это примерно половина расстояния до нижней ветки. Чуть выше располагался небольшой сук, о который можно сначала схватиться руками и подтянуться, а потом упершись в него ногой, пожалуй, получится дотянуться и до веток.
Расчет оказался верным, только сук сильно рассохся и расщепился, почти разваливался от прикосновений. Заработав себе кровоточащие ссадины, мальчик, наконец, мягко спрыгнул с дерева и приземлился внутри клетки.
Тихий шорох заставил его вглядеться в глубину вольера: из искусственных логовищ выходили хозяева территории, границы которой он только что пересек. Те, что посмелее, стояли совсем близко и молча щерили зубы. Самые трусливые, поджав хвосты и рыча, жались за спинами своих альф. Волки не принимали его, но и нападать не спешили, будто не зная, что делать с забредшим чужаком.
Мальчик не боялся этого соседства, он просто ждал, когда волки примут какое-то решение.
Решила за всех белая старая Волчица: она тоже вышла из логовища навстречу давнему знакомому и, пройдя сквозь расступавшуюся стаю, оказалась прямо перед ним. Мальчик протянул Волчице раскрытую ладонь. Она повела носом и принялась осторожно вылизывать ободранную руку. Волки будто бы успокоились, отошли и разлеглись вокруг, продолжая, впрочем, настораживаться на каждое движение чужака.
Он и не собирался дальше вторгаться в их логово: он сел на солому, застилавшую дно вольера и привалился спиной к сетке. Волчица легла рядом, положив свою голову ему на ноги. Он запустил руку в столь желанный теплый мех и принялся поглаживать ее спину. На небе загорались звезды, и, наблюдая за их перемигиванием, он грезил наяву.
Грезила и белая Волчица.
Уже много лет она не чувствовала себя так спокойно, с тех пор, как ее забрали из логова в чаще. В грезах она снова бежала рядом со своим Волком. Его запах, такой родной, обступал ее со всех сторон, и ей хотелось что-то провыть, прокричать. Что-то о том, что все эти годы она очень скучала, ждала этого мгновения, как ничего другого. Что-то о том, как она рада, что теперь они снова бок о бок.
В глазах Волчицы зажглась своя звездочка. Искра разума, более глубокого, чем у большинства зверей.
Крики прорезали воздух, выпрыгивая из общего рокота, отдаленно напоминавшего море. Им отвечало злобное ворчание стаи…
Окончательно он пришел в себя, когда кто-то вздернул его, поставив на ноги.
Мальчик открыл глаза. Вокруг вольера толпились люди, они испуганно переговаривались между собой. Егеря зверинца с острыми пиками сгоняли стаю в дальний угол клетки, некоторые держали наготове ружья, волки огрызались, но набрасываться не решались. За решеткой он увидел отца, тот будто бы осунулся и постарел, мачеха рядом брезгливо поджимала губы, как делала всегда, когда была им недовольна. Руки, державшие его за плечи, куда-то потащили, и он понял, что принадлежат они смотрителю парка. Все переговаривались, кто-то кричал.
Не пошевелилась только белая Волчица. Она лежала на полу вольера и не дернулась даже тогда, когда кто-то из егерей наступил ей на хвост.
Руки смотрителя снова куда-то тащили его, мужчина что-то говорил, но мальчик не слушал.
Почему? Почему она не шевелится? Почему она позволяет уводить его?
Он рванулся из рук смотрителя, упал перед ней на колени, уткнулся лицом в холодный мех.
Почему? Он же пришел. Он же собирался с ней остаться.
Теплые дорожки побежали по его щекам. Он заботился о ней — и ее забрали. Теперь он нашел ее — но она ушла.
Он вспоминал, как красиво она бежала вдоль синего озера, как грациозно бросалась на добычу, как тепло и спокойно было спать, зарывшись в ее мех.
Скорбный вой рвался из горла, перемешиваясь со слезами.