Я почувствовала его дыхание на своем лице – оно было таким же прерывистым, как и мое.
– Не могу, Ортанс. Я не в состоянии бороться, не понимаю, что со мной происходит… прости меня…
И он меня поцеловал. Я не сумела противостоять власти этого поцелуя.
С тех пор прошло три года. Мы успели много раз обменяться словами любви, вместе поплакать и поиронизировать над ситуацией, в которую угодили. Эмерик вернул меня к жизни. С ним я хохотала, кровь пульсировала в венах и лихорадка охватывала тело, когда он был рядом. Ловя его взгляд, я чувствовала, что существую, что я любима. Тем не менее я бы никогда не поверила, что стану той, кто ждет, протестует, бьется головой об стенку, когда ее любовник уходит, чтобы вернуться к семье. Как я могла подумать, что однажды буду вызывать отвращение у себя самой. Эмерик превратился в мастера вранья и двойной жизни, в топ-специалиста по лавированию. У нас, как у всякой пары, появились свои привычки и ритуалы. Мы встречались вечером по понедельникам и четвергам и, если наши расписания позволяли, иногда обедали вместе – маленький бонус, как он это называл. Вскоре гостиница показалась нам слишком вульгарной, наши отношения были достойны лучшего. Поэтому Эмерик появился в моей квартире, освоился в ней, и время от времени мы там ужинали, как если бы это был наш общий дом. Иногда ему удавалось остаться у меня на ночь. Летом он всегда находил способ приехать в “Бастиду”, и это были два дня полного счастья. Он был со мной и только со мной, я могла брать его за руку на улице, я целовала его, когда мне этого хотелось, запретов здесь не существовало. Он знал моих друзей и ценил их, они отвечали ему взаимностью, хоть и беспокоились за меня по любому поводу. Но в наших отношениях были, естественно, и свои темные пятна. Меня не существовало. Ни один его друг или знакомый не догадывался обо мне. В моменты паники мне приходило в голову: случись с ним что-нибудь, я об этом никогда не узнаю. Никто не сообщит, что он заболел или ему грозит опасность или еще что похуже… Эмерик избегал малейшего риска, поэтому, несмотря на мои уговоры, отказывался завести второй телефон или использовать в общении какой-нибудь наш личный шифр. Поэтому мне категорически запрещалось звонить ему, отправлять эсэмэски и даже отвечать на его сообщения, я никогда не могла сделать ему подарок или сунуть наше фото в его бумажник, тогда как его фотография всегда была со мной. В самом начале мне казалось, будто я сумею все оборвать, но совсем скоро я убедилась, что не способна на это – я безумно влюбилась в него. И чем больше времени проходило, тем глубже мы увязали в наших чувствах и в наших отношениях, которые иногда казались вовсе и не отношениями. Я ждала. Чего? Если разобраться, не многого. Я так и оставалась той, другой. Только при этом условии я могла его сохранить, так что приходилось смириться, хочешь не хочешь.
Обычный субботний вечер. Перевалило за полночь. Мы с Сандро поужинали в ресторане Стефана, мужа Бертий, а потом направились в ночной клуб, где бывали все последние годы. Я сидела у стойки, потягивая первый за вечер дайкири, за которым последует множество других, и наблюдала за своим другом, который вышел на охоту. Он мог заставить танцевать самых неуклюжих и сделать так, что они казались сексуальными и грациозными. Я обычно выжидала дольше, чем он, перед тем как появиться на танцполе: я знала, что стоит начать, и я уже не остановлюсь, разве что на минутку, чтобы проглотить очередной коктейль, который помешает выйти из транса. И всякий раз, сидя у стойки, я задавала себе вопрос, не сбежать ли. Зачем мне нужно каждые выходные одурманивать себя? Я допила свой дайкири, к этому моменту все вокруг уже было как в тумане, уши заткнуты плотными пробками электронной музыки, включенной на предельную громкость, – отлично, я готова, – я повертела головой, чтобы щелкнули шейные позвонки, и, ни на кого не взглянув, пробилась сквозь толпу ритмично движущихся тел в центр танцпола. И все, я была уже не я, а только движение, пот, полная свобода, я отключилась от всех переживаний. Потеряла контроль над собой. Забыться, создать вокруг и внутри себя вакуум. Я неистово отплясывала, чаще с закрытыми глазами, выходила в параллельное измерение и надолго застревала в нем. Без этого транса мне не обойтись, он создавал иллюзию освобождения. Время от времени, ощутив на своем теле чью-то настойчивую ладонь, я сбрасывала ее, решительно отвергая любые поползновения незнакомцев. Но благодарно откликалась на прикосновения Сандро, обеспечивающего мое спокойствие и ограждающего от приставаний тупых субботних донжуанов, и получала огромное удовольствие, зажигая с ним. Те минуты, когда мы позволяли себе танцевать вместе, были, конечно, своего рода демонстрацией силы, поскольку мы не скрывали свой профессионализм и безудержное стремление к самовыражению, мы были слишком опьянены, чтобы беспокоиться о впечатлении, которое произведем на окружающих. Иногда, в мгновения, когда сознание пробуждалось, передо мной всплывало лицо Эмерика, и мне приходило в голову, что, если бы он увидел меня такой, он бы слетел с катушек. Я была бы не против преподать ему этот маленький урок. Стоя в очереди в туалет вместе с юными барышнями, чья свежесть граничила с наглостью, я регулярно ловила их взгляды, в которых читалось, что я для них старуха. Мое отражение в зеркале наглядно объясняло мне, почему на их лицах читается насмешка: краска потекла, лоб блестит от пота – близость сорокалетия не скрыть. Как следствие, я заказывала очередной дайкири, чтобы совсем забыться и показать, что по выносливости им меня не обставить.