Железо открывает свои глаза и пристально смотрит на меня, однако я лишь отмахиваюсь от Хранителя собственным хвостом, направляясь к окраине нашего заросшего мхом холмика, присаживаясь у мутной воды и вглядываясь в своё отражение, до последнего надеясь, что из него на меня посмотрят мои человеческие глаза, подарив надежду, что за зазеркальем водной глади кроется истина. Но нет, из мутной стоячей воды на меня смотрят тёмно-жёлтые глаза с узкими зрачками хищной рептилии.
Горечь давит на сердце, страхи перед таинствами жизни и смерти. Чем же является моё перевоплощение и перевоплощение ли оно вообще? Может, моя жизнь — просто мимолетный сон детского разума, в чью кровь заложена память предков? Честно, всегда считал всю эту «врожденную память» несусветной глупостью, хоть и в тайне мечтал о подобном. Разве это не прекрасно, родиться не только с умением заставлять свой организм работать как ему положено, но и знать нечто большее? Язык, допустим. Хотя то, что я понимаю его, ещё не значит, что умею на нём говорить — может, мышечная память это нечто более сложное?
В тщетной попытке сказать первое слово — и поверьте мне, слово это было не из культурного языка — из моего горлышка вырываются бессвязные попискивания, изредка переходящие в тихое, сиплое шипение. Беспокойно за спиной фырчит Железо, приподнимаясь на своих лапах из нашей дружной кучки, продолжая обнимать оставшихся своими крылышками. Хочется сказать ему, чтобы он дальше отдыхал, дремал, но из горла вновь вырываются бессвязные звуки вместо связанной речи. Так что, закатив свои глаза, я лишь махаю ему лапой, мол, «всё нормально, не беспокойся». Ворчание недовольного Хранителя служит мне ответом, но я на него уже не смотрю, вновь опустив голову к воде и вглядываясь в неё, будто бы надеясь, что эта болотная жижа даст ответы на все интересующие меня вопросы — напомнит, как звали меня в той жизни, как звали моих родителей и как выглядели их улыбающиеся лица. Но что-то в глубине меня подсказывает, что глупо ждать ответов от зловонной лужи.
Со злости я бью лапой по собственному отражению, поднимая разлетающиеся во все стороны и пачкающие мою зелёную чешую брызги.
Я ведь даже не всеми навыками обладаю в полной мере! Вот вчера, пытаясь переплыть этот с виду неглубокий участок, я чуть не утонула! Что еще я не помню? Как летать? Или, может быть, какие-нибудь жесты, движения? Может, я вообще никакая не особенная драконица, переродившаяся после своей смерти в ином мире, а обычный, неправильно развивающийся детёныш, и меня надо за такие мысли изолировать от общества и тыкать палочкой в бок, изучая мою реакцию на те или иные раздражители? Веду ли я, вообще, себя по-драконьи сейчас?
Нет. Это всё абсолютно не так. Должна быть иная причина. Можно ведь объяснить любую фигню.
Я погружаюсь глубже в собственные мысли, не слыша тихого шороха мха и прорастающих через него травинок.
Сильный толчок становится для меня неприятным сюрпризом. С тихим возмущённым писком я плюхаюсь своей мордой в воду, тут же яростно заколотив своими передними лапками, пытаясь нащупать в мягком и податливом иле хоть какое-то твёрдое дно. Но вот незадача, меня снова пихают в хвост, а влажная земля под лапами предательски скользит. Плюх! — эй все, смотрите, Водомерка сейчас утонет! И вообще, где это видано, чтоб эти хитрющие клопы начинали заниматься дайвингом? Дурацкий дракон, давший мне это дурацкое имя по какой-то собственной дурацкой прихоти. Честное слово, когда вырасту — найду и утоплю в самой мерзкой и вонючей топи за столь дурацкое имя. И, вообще, что за традиция называть кого-либо столь несуразными именами? Нельзя было, что ли, придумать нечто более звучное и пафосное? Для всех нас. Что-нибудь грозное и самобытное. Кстати, выходит, что и в этом мире обитают водомерки. Забавно. К растениям планеты грязь с уверенностью можно приплюсовать и одно насекомое, при условии, что водомерки этого мира не окажутся здоровенными кровососущими хищниками, охотящимися в самых необитаемых топях на неосторожных лягушек. Впрочем, пока я этого не знаю, и на лягушек будет охотится лишь одна водомерка — я.
Третий толчок, и вот в водяной толще оказывается одна маленькая драконица. Я трепыхаю своими лапками, заодно вспоминая, как нужно двигать ими, чтобы не утонуть. Хороший, добротный метод обучения, практикуемый некоторыми птицами — не смог полететь, ну, туда тебе и дорога. В моём случае, если я не смогу поплыть, то путь мне на дно. Впрочем, просто так сдаваться я не собираюсь. Да и топить меня, судя по всему, не собираются. Подхватывают за живот и помогают выбраться на поверхность. Сквозь слегка мутную плёнку, прикрывающую мои глаза, я умудряюсь разглядеть серьёзную мордашку Железа. Неужели этот идиот подумал, что я грущу из-за собственного неумения плавать, и решил мне помочь самым радикальным способом?
От возмущения я пытаюсь цапнуть его за подставленный нос, но в последний момент останавливаюсь, ощутив неестественную грусть и нежелание причинять своему Хранителю боль. Так что, вместо этого я возмущенно фыркаю и брызгаю в его сторону водицей с помощью своего хвоста. А затем всё-таки кусаю, но не так сильно, как планировала изначально — лишь слегка сдавливаю своими клыками подставленную переносицу, издавая глухое рычание, какое-то время так держа тихонько мурчащего Хранителя, будто бы пытаясь донести до него мысль, что не стоит спихивать неготовых к плавательным процедурам сестричек в воду. И я скромно надеюсь, что мне удалось донести до него эту важную мысль в нашем бессловесном общении.
Впрочем, даже если и удалось что-то вбить лёгким покусыванием своих острых клыков в его головушку, то отпускать обратно на берег он меня явно не собирался. Да и смысл в этом? Воды я уже нахлебалась, в тине испачкалась. Похоже, всё-таки придётся учиться, о чём я сообщаю братцу после того, как отпускаю его мордочку и берусь постукивать своими лапами по воде, скорее всего распугивая этими шлепками всю мелкую живность в округе. Железо же, потерев лапой слегка промятые клыками чешуйки на своей переносице, добродушно оскалился, придерживая меня одной лапой и осторожно поплыв вперёд, утягивая меня за собой.
А ведь, будучи драконом, ни брассом, ни кролем, ни каким-либо другим способом не поплаваешь. Только по-собачьи — загребаешь под собой воду лапками, выталкивая себя повыше, да толкаешь себя вперёд сильными движениями хвоста, изредка пошлёпывая по мутной водяной глади пальцами плотно прижатых к телу крыльев. Так и плывём, медленно и неспешно. В какой-то момент Железо оставляет меня без поддержки, и, к собственной радости, я не иду камнем на дно, лишь слегка замедляюсь, что уже прогресс. За лапки то и дело цепляются какие-то пучки водорослей, но я спешу их отдёргивать из коварных ловушек, не желая вновь ощутить прекрасное погружение с головой в эту тёплую, мутную воду.
Мимо проплывает Железо, перевернувшись на спину и распластав крылья в разные стороны, подставляя светлый животик под прорывающиеся через древесные кроны первые рассветные лучики. Значит, и так можно скользить по этой глади? А хвост его, движениями и толчками, поддерживает на поверхности? Впрочем, уподобиться ему в его хвастовстве и демонстрации собственных навыков я не спешу. Мне бы с обычным плаванием освоиться, зарастить дыры в знаниях собственной крови новым опытом. И ведь, похоже, там именно что «дыры» — как быстро я осваиваюсь, начиная активнее работать собственным хвостом, слегка извиваясь в болотной жиже. Вот я даже решаюсь поднырнуть под Железо. Тут же глаза прикрывает прозрачная плёнка третьего века, а ноздри неприятно закладывает. Я об этом, конечно, не сразу задумалась, но, похоже, эти драконы очень хорошо устроены для ныряния. И если вспомнить сколь долго я барахталась под водой в своей первой неудачной попытке поплавать, то, выходит, и задерживать дыхание надолго мы умеем? Интересно, насколько? Минуток пять или семь? Тут же припоминаю то неприятное давление и жар в грудной клетке. Похоже, так оно и есть.
Впрочем, моё озорство быстро окончилось, и проверить свою выдержку я не успела — Хранитель всполошился, когда я целиком ушла под воду, неловко перевернулся из положения «лёжа» на свой живот, хлопая мокрыми крыльями, и уже собираясь было нырнуть следом за мной. Так и представляю его мысли: «Эта непутёвая сестричка вновь умудрилась попасть в какую-нибудь неприятность». Ан нет: я опережаю его нырок, подплыв под Хранителя и чуть было не получив одной из его лап по своим мордасам, а затем несильно толкаю его снизу маленькими рожками, тут же проскальзывая под его брюхом и выныривая, показываясь на поверхности лишь макушкой с глазами да ноздрями, и поднятыми вверх ушками. Спустя пару мгновений я показываю из-под мутной водной глади свою мордашку, часть шеи и спину с крыльями.