Впрочем, пока стайки драконят кружили над лесом, изредка на обессиленных крылышках плюхаясь камнями в болотную воду, я продолжала усердно тренироваться. А терпение и труд - и уж тем более очень большой труд, с примесью фанатизма - рано или поздно дают желанный результат. Вот, после очередного яростного взмаха уже устающими от бесконечного махания крылышками, я наконец-то на мгновение замираю в воздухе, тут же опускаясь обратно. Волна адреналина и радости тут же смывает всю усталость с меня и я, разогнавшись, прыгаю с мохового холмика, раскинув свои крылышки в стороны и… Наконец-то ловлю потоки стремящегося к небу от теплой поверхности болота ветерка, что медленно тянет меня всё выше и выше к тому месту, где кружат мои братья и сёстры, а также и другие драконята, уже освоившие премудрости полета.
И сколь приятно это чувство, это ощущение, что несёт тебя на волнах вперёд. Радость, лёгкость во всем теле, рвущийся наружу смех… прервавшийся из-за попавшей в горло мухи, из-за которой я захожусь в прерывистом кашле, силясь выплюнуть столь неудачно залетевшее в горло насекомое, а дальше… дальше: ветки, дерево, искра, болезненный удар моей головой, объятия бессердечной гравитации и громкий “плюх”, когда я распластавшись падаю в трясину, поднимая такую волну брызг, что даже скучающие взрослые драконы отшатываются в сторону, а несколько панически заквакавших лягушек, как мне кажется в тот момент, сносит волной, напоминающей маленькое цунами. На берег мне тогда помог выбраться радостно виляющий хвостом Хранитель. И несмотря на головную боль, я тоже была счастлива. Это ведь был первый полёт, пусть и комом!
Уже через пару дней, к своей гордости и счастью, я летаю с семейством над зелёными лесами и раскинувшимися от края до края топями. Серьёзно, тут куда не глянь - везде зыбкое болото. Самое огромное болото, которое я когда-либо видела в обоих своих жизнях! Может, эта вся территория представляет из себя низменность и берущие начало у морей с океанами реки, гигантской паутиной тянутся через все эти земли, прячась средь лесов? А ведь в некоторых местах ещё виднеются небольшие грязевые вулканы, вокруг которых собираются наибольшие стаи моих соплеменников. Да и где-то там, в сердце топи, стоит дворец нашей, кхм, “королевы”…
В общем. Закончили с рассказами о моих полётах и возвращаемся к тому, на чём я остановилась. После полётов, по в расписанию нашей прекрасной “учебки”, бег и плавание. Чистейшей воды - которой, к слову, в ближайшей округе нет - солдатская муштра, к которой быстро привыкаешь и которая становится всё такой же рутиной в нашей дурацкой жизни. И только Веретенник был мне отрадой, хоть и в какой-то момент начал побаиваться меня из-за бесконечного потока вопросов и уточнений, которые я всё больше и больше сыплю на его голову. Пару раз он даже растерялся, не зная что ответить и обещая поискать для меня необходимые свитки.
И раз уж я уже один раз давала небольшое уточнение, то поговорим немного и о льющемся без остановки, будто тропический ливень, словесном потоке; а точнее, о языке драконьего народа. Полностью освоившись с речью, я с сожалением осознаю, что мой план с “псевдонимом” не сработает. Вслушиваясь в переговоры своих братьев и сестёр, ко мне приходит понимание того, что в их речи практически не мелькают гласные звуки. Лишь множество рычащих, урчащих и шипящих драконьих звуков разной интонации, складывающиеся в то, что моя “память крови” трактует как речь. И, как вскоре я выяснила опытным путем, драконья глотка не может воспроизвести всё то, что помнила моя дурная головушка. И речь не только о каких-то уникальных названиях, именах, обозначениях, но в целом о буквах оставленного в прошлой жизни родного языка. Вместо слов из моего не приспособленного для издавания подобных звуков горла, вырывались лишь жалкая пародия на неповторимый, в моем случае, оригинал. Лишь пищание, смешивающееся с никчёмной попыткой вытянуть различные гласные, переходящее в хриплый, прерывистый кашель, когда я буквально давлюсь собственным языком. Так что, не быть мне ни “Бетменом”, ни “Родиной Матерью” в том звучанием, каким его помнит моё сознание. Нет, конечно, в последнем случае я могу сказать это и на драконьем, подобрав максимально близкие по смыслу слова.
Ещё, чисто в теории, если я схвачусь за это дело всеми лапками, ежедневно практикуясь от заката до рассвета, то вполне возможно, что тогда я смогу выдать хоть что-то отдаленно похожее на “человеческую речь”, пусть и со страшным, диким акцентом. Но сколько на это уйдет времени? Никогда не проявлял таланта к языкам. Если честно, то даже и к родному, лишь на практике вдолбив в себя множество лишних правил, придя в конце концов к мнению, что писать различные тезисы к научным конференциям можно практически как угодно, в произвольном порядке расставляя слова в предложениях. Главное, чтобы общий смысл был сохранен и передан.
Эх, а так ведь хотелось поискать других таких же несчастных, или наоборот более удачливых и счастливых, товарищей, также попавших в этот мир с планеты Грязь. Но, похоже, придётся действовать не методом “молота”, лупя каждого встречного незнакомыми ему словами на непонятном, неизвестном языке, в надежде получить в ответ то, что можно было бы трактовать как узнавание. Вместо этого придётся более осторожно прощупывать собеседников на предметы знаний о других местах. Вот, допустим, в первую очередь я в долгой, задумчивой беседе, касающейся размышлений о том, что есть за “звёздным полотном”, прощупала свою семью, лишь убедившись в том, что никто из них не имеет представления о чудесах космического пространства. Впрочем, Тростинка меня внимательно и заворожено слушала, пока остальные неверяще покачивали своими мордашками из стороны в сторону, не в силах представить такого понятия как “звёздная система” и “пылающий в её сердце шар, что жарче любого пламени”.
А вот и третье отступление, касающееся приобретения мною тех или иных навыков. На сей раз о пламени. К собственному раздражению выдыхать его я начала, также как и летать - позже всех. Отчасти из-за того, что старательно избегала “полезных”, по словам Веретенника, тёплых грязевых ванн, которые остальные члены моего семейства принимали с нескрываемым удовольствием, да и меня, чего уж скрывать, частенько пытаясь затащить в жидкую, тёмную топь грязевого источника, от которого отчётливо попахивало слегка протухшими яйцами – одним из возможных признаков вулканической активности. Впрочем, стоило только глянуть на эту тёмно-серую, порой вздыбливающуюся пузырями грязь, как все сомнения по поводу происхождения этого, кхм, зловонного дара природы уходили.
Нет, пока вся семья болталась в грязи, я предпочитала пролететь километр-другой, очищая свою чешую в чистой проточной воде, холодной, бегущей с виднеющихся в дали горных пиков речушки; наслаждаясь приятным чувством чистоты, с удовольствием после купания раскидывая свои крылья в высокой траве и наслаждаясь тем, как жёсткие колоски щекочут нежную мембрану, глазея на занесённое редкими тучками небо. Возможно, именно из-за любви к холодным “водным процедурам”, моё пламя проявилось позже всех в нашем семействе. Даже Тростинка, растущая маленьким, но заботливым чудом, стала выдыхать первые искорки и пускать кольца дыма носом раньше меня, чего уж говорить о нашем Хранителе и помогающем ему во всем “старшей”, как я её называю про себя, сестре Осоке.
А ведь это всё связано и с тем, что по какой-то чудной причине наше племя может извергать пламя лишь “набравшись тепла землицы родной”. То есть, просто полежав в нагретой за день грязи, развалившись под солнышком или погрев свой хвост у какого-нибудь редкого гейзера. Непонятно, конечно, как работает подобный механизм, но мне многие вещи в этом мире не до конца понятны. Допустим, как наши тушки могут вообще летать. Ведь аэродинамика у громоздких драконов грязе-крылов, на первый взгляд, как у брошенного в воздух кирпича. То есть - никакущая. Бронированные туши, прикрытые крупными, наслаивающимися друг на друга пластинами-чешуйками, защищающими непонятно от какого хищника.