Макс. Высокий, темноволосый, с широким ртом и карими глазами, в которых светились ум и теплота. Человечность. По тому, как сидели на парне джинсы и обтягивала широкие плечи и грудь черная кожаная куртка, я мог судить о его телосложении. Мень- ше меня, но следит за собой, поддерживая тело в форме…
Вилка, что я держал в руке, со звоном упала на тарелку, и я вновь оказался в своей комнате. И снова передо мной возник тренер Браун, крича и брызгая слюной на мои застывшие от холода щеки.
«Знаешь, кто ты? Жалкий маленький слабак, который позабыл себя. Но я этого так не оставлю. О да, когда я закончу, ты точно вспомнишь, кто такой. Никто. Ты. Пустое. Место».
Я вытер рот льняной салфеткой и вышел, оставив Макса на трибуне в той комнате, где он рассказывал, как ради наркотиков продавался мужчинам. Там ему было самое место, а ко мне все это не имело отношения. Никакого.
В конце коридора в правом крыле я столкнулся с Сезаром Кастро, управляющим поместьем. Возле комнат отца он беседовал с доктором Уэббом. Несмотря на возраст, лицо Сезара все еще оставалось гладким, так что выглядел он моложе своих шестидесяти лет. Я быстро подошел к ним.
– Итак?
– Доброе утро, Сайлас, – поздоровался Сезар. – Вы помните доктора Уэбба?
– Конечно. – Мы обменялись рукопожатиями, и я с хмурым видом скрестил руки на груди. Терпеть не мог повторяться. – Итак?
– Сегодня он отдыхает, – проговорил доктор Уэбб. – И я бы рекомендовал ему отдыхать и дальше. Никакой работы. Никаких телефонных звонков.
– Конечно, – согласился я. – Он ведь едва говорит. Как долго длятся подобные приступы?
Доктор Уэбб потер подбородок.
– Рассеянный склероз – болезнь непредсказуемая. А в случае вашего отца приступы, то есть периоды активных признаков, будут более длительными и прогрессирующими, чем при других формах заболевания. Возможны редкие или очень редкие ремиссии.
Я молча осмысливал слова доктора. Прошло всего несколько недель с того момента, как у отца за ужином начали дрожать руки. На следующее утро появились проблемы с речью, и он жаловался на онемение и зуд в ногах. МРТ выявила повреждения спинного и головного мозга, и ему поставили диагноз. Я сразу же занялся изучением темы первично-прогрессирующего рассеянного склероза, и чем дальше читал, тем сильнее у меня сжималось все внутри. Эта форма заболевания являлась наихудшей и труднее всего поддавалась лечению.
– Ему станет лучше? – спросил я.
– Трудно сказать. Возможны временные улучшения, когда будут неактивны признаки болезни. Мы даем ему самые лучшие и новейшие лекарства…
– Само собой, – фыркнул я. – Мы сами их и производим.
Доктор Уэбб кивнул.
– Да, конечно. А через неделю сделаем еще МРТ, посмотрим, нет ли новых повреждений. И тогда сможем точно оценить распространение болезни. Так что подождем и увидим.
«Подождем и увидим». В словаре Марша не было подобных выражений. Отец никогда в жизни ничего не ждал. Он действовал. Как и в случае со мной. Быстро. Жестко. Безжалостно.
Я выпрямился.
– А кто ухаживает за ним сегодня?
Доктор неуверенно взглянул на Сезара.
– Сейчас с ним Нина и Роберто…
– Они здесь уже два дня, – бросил я. – А где остальные?
– На это нужно время, – пояснил доктор Уэбб, – учитывая секретность и юридические препятствия, что приходится обходить.
Сезар прочистил горло.
– Доктор Уэбб сообщил, что на сегодня назначено два собеседования.
– Хорошо, – проговорил я. – Убедитесь, что ребята не из болтливых. И внесите все условия в соглашение. Потом пусть работают.
Доктор Уэбб, кажется, обиделся. Сертифицированный невролог, впервые применивший возможности секвенирования генома при лечении болезни Альцгеймера, он явно не привык, чтобы с ним обращались как со слугой. Однако удивительно, с чем готовы мириться люди, когда речь идет о больших деньгах вроде наших. Таких, по сравнению с которыми жалованье невролога мирового класса кажется минимальной зарплатой.
– Я лично беседую с кандидатами, – проговорил доктор Уэбб. – Двое перспективных ребят. Одного из них настоятельно рекомендовала подруга из Вирджинии Мейсон…
– Отлично. Займитесь этим. – Я повернулся к Сезару; того явно смутило мое поведение. – Хочу повидаться с папой перед тем, как ехать в офис. Попытаюсь сдержать гиен, чтоб поменьше тявкали. Он проснулся?
– Пару минут назад.
Больше не сказав ни слова, я вошел в гостиную отцовских апартаментов и прошагал мимо ревущего камина в спальню, где пахло дезинфицирующим средством и мочой.
Женщина-медсестра – должно быть, Нина – делала заметки на айпаде. Когда я вошел, она чуть улыбнулась.