Вообще-то, у нее есть повод им восхищаться — если без ложной скромности.
Меньше чем за два года, с тех пор как пришел в отделение, Межин вывел его в передовые. Ни единого срыва, все по плану, все по графику. И со смежниками отношения наладил, и с заводским начальством. Сумел себя поставить и в объединении и выше — недаром ведь в генеральные прочат.
«Ты, Межин, знаешь, как уметь», — сказала однажды Ирочка.
«Конечно!» — ответил он.
Знания теперь есть почти у каждого — эка невидаль! А вот умение ими пользоваться — далеко не у многих.
Межин и знал, и умел. Взять хотя бы случай с Буровым. Начальник соседнего отделения повел вдруг себя несколько странно — стал чинить Межину всякие мелкие пакости. То к схеме придерется, то акт о внедрении не подпишет, то еще что-нибудь. Бурова недавно избрали в техсовет, и он, видимо, решил таким образом подзаработать себе авторитет.
На одном из заседаний совета чуть не зарубил их проект.
И Межин взбеленился.
Изучил направление, которым занимался буровский отдел, — влез в литературу, докопался до сути, поговорил кое с кем в главке. Дал задание своим молодцам и с цифрами в руках выступил на очередном заседании совета. Доказал, что направление неверное и нечего тратить на него государственные деньги.
Буров сидел, окаменев. И после окончания совета не сразу смог подняться со стула.
«С Межиным лучше не связываться», — шептались после заседания коллеги. Что и требовалось доказать.
«Да, шутка ли — закрыть целое направление! — комментировала вечером Ирочка, лежа у него на плече. — Силен ты, Межин!»
Он рассмеялся, гладя ее волосы цвета гречишного меда.
«Силен! — повторила Ира, теснее прижимаясь к его плечу. — Любой молодой мог бы тебе позавидовать…»
Слово «молодой» немного царапнуло. Впрочем, сорок шесть — возраст, чего уж тут!
Но, с другой стороны, что толку от этих молодых? Изнежены, избалованы, от легкого удара падают, расшибают лбы, и редко кто снова встает на ноги. Межин другого замеса. Черта с два его свалишь. Он и в молодости-то жилист был, а теперь… Поэтому-то Ирка и держится за него, боится потерять. Не он, который в два раза старше, а она, юная и красивая. Потому что молодой у нее уже был. Маменькин сынок с незаконченным высшим. Полгода бешеной любви и полтора следующих — такой же бешеной ненависти. Умные родители предоставили их самим себе. Вот тут-то и выяснилось, что кроме постели существуют еще и кухня с горой немытой посуды («А почему я? Один готовит, другой моет»), и ванная с тазами замоченного белья («Давай так: ты — свое, я — свое»), и очереди в мастерскую по ремонту обуви, по ремонту электроприборов («Я не бреюсь, ты и стой!»), и элементарная нехватка стипендий («Ты же мужчина, Вадим! Родители, конечно, люди не чужие, но нельзя же злоупотреблять родственными связями!»).
«То было не серьезно, — говорила Ира о своих отношениях с Вадимом. — Слюнтяй, слабак! А ты — настоящий мужчина…»
И все два года их знакомства повторяет: «Ты — настоящий мужик, Межин!»
Межин понимал, что, не будь Вадима, Ирина не смогла бы оценить его, Межина. Продолжала бы играть в равноправие. Вот уж чего нет — того не будет. Равенство — привилегия глупцов. Он был рад, что Ирина не собирается с ним тягаться. Нет уж, хватит с него собственной умной жены…
Тьфу ты, нашел время вспомнить!
Ирина шевельнулась во сне. Услышала телефон? Из кухни доносилось его приглушенное урчание. Кто бы это? В такое время суток? Значит — из ряда вон…
Осторожно высвободил руку, встал, босиком протопал на кухню.
— Слушаю, — сказал, прикрывая рукой трубку.
— Василий Егорович, это Бородачев. Пожар в лаборатории, — сообщил сразу — его заместитель умел не тратить слова.
— Еду, — так же кратко ответил Межин.
Пожар, как выяснилось, произошел потому, что оставили под током измерительные приборы. Аспирант, который работал в лаборатории, их не выключил, а просто отключил рубильник и сам уснул. Ночью они как-то попали под ток — то ли кто снова врубил напряжение, то ли еще что.
Межин схватил машину, помчался на место. Пожар был уже потушен, по лаборатории плавали хлопья серого пепла — все, что осталось от чертежей проекта, — и удушливый смрад сгоревшей изоляции.
Аспиранта, по вине которого все произошло, отвезли в больницу.
— Какого черта, — взорвался Межин, когда остался наедине с Бородачевым, — вы доверили лабораторию какому-то сопляку? Оставили наедине с валютным оборудованием?! — Межин чувствовал, как краска прилила к лицу, щеки раскалились, как утюги. — Нарушили инструкцию! Отдали ключи…