К тому же она у них агитатор. Это слово Полине Слух уже не режет. Раньше она возмущалась: «Ну почему, скажите на милость, «агитатор»? Кого мы тут агитируем? Студентов? За что?» — «Как за что?! — рассмеялась тогда Галка. — За то, чтобы вовремя сдавали хвосты, чтобы не пропускали занятия. И вообще, чтобы учились!» Теперь привыкла: агитатор так агитатор, какая разница? В этой группе, правда, агитировать за учебу некого. Одну только Боровскую.
— Рада видеть вас в полном здравии. Кого мы имеем, кого потеряли? — Обводит взглядом присутствующих, открывая журнал.
— Дротова нет, — подсказывает староста Света Юлова.
У Светы тонкие правильные черты лица и огромные, как на портретах Глазунова, печальные глаза. Попадись она случайно какому-нибудь кинорежиссеру, наверняка сделал бы из нее кинозвезду. Недавно Света стала носить очки — много читала, испортила зрение. Жаль: очки ее портят.
— А почему нет Дротова? — спрашивает Полина, соблюдая форму. Такой поворот она предвидела. Придется опять ехать в общежитие.
— И Боровской. — Света ждет от преподавателя понимания — дескать, Дротова нет, зачем же Боровской приходить?
Полина откладывает журнал посещаемости, открывает план.
— Сегодня мы поговорим о некоторых языковых категориях. Начнем с модальности…
В дверь просовывается голова Боровской:
— Можно?
С опозданием на целых пять минут! По правилам надо бы послать в деканат за допуском. Но жаль времени.
— Садитесь, — разрешает Полина. — Итак, что такое модальность?
— Отношение говорящего к действительности, — отвечают чуть ли не хором.
— Молодцы! А как говорящий выражает свое отношение к действительности?
— По-разному, — говорит Юлова. — Но чтобы выражать отношение к чему-то, нужно его иметь. Тем более к такой сложнейшей философской категории, как наша действительность.
Схлопотала? Сама виновата: сеяла юмор, а пожинаешь, с легкой подачи Дротова, иронию. Что ж, назвался груздем…
— Вы правы, Света. Вопрос не точен. Поставлю его иначе: какими языковыми средствами пользуется говорящий для передачи своего отношения к действительности? Пожалуйста, Боровская.
— Языковые средства бывают… — начинает Боровская и замолкает.
Группа терпеливо ждет. Полина — тоже. Нетерпение — привилегия студентов, а не преподавателей.
— Какие же?
— Лексические… — не выдерживает кто-то на последнем ряду.
— …И грамматические, — дополняет Юлова.
— Правильно. Назовите их, — снова поворачивается к Боровской: со студентами, как сказала сегодня ЖЗЛ, надо работать, со слабыми — вдвойне.
— В русском или в греческом? — уточняет Боровская.
— В каком хотите. — И, исправляя проскользнувшее помимо воли раздражение, уточняет: — Какими средствами мы передаем, скажем, нереальное действие?
Боровская потихоньку косит глаза в учебник. Сейчас найдет нужную страницу и выдаст безукоризненно верное правило. Дротов бы уже ерзал на стуле. И Полине стало вдруг скучно-скучно…
— Знаете что, — обращается к Боровской и к остальным, — давайте поиграем в «если бы».
— В «Если бы я был директором»?
— Почти. Нереальное условие ставлю я, а ответ дайте вы, хорошо? Итак: если бы я был министром высшего и среднего образования…
— У-у-у, — загудели сразу все, — это условие абсолютно нереально!
— Помечтать-то можно, — предлагает Полина. — Хорошо, — уступает все же группе, — деканом факультета, это ближе. Итак…
И вдруг посыпалось:
— Я бы дала возможность выбора предметов: чтобы по желанию, а не из-под палки.
— Практику ввел бы с первого курса. А то до четвертого не знаем, ради чего зубрим.
— Ввел бы свободное посещение!
— Отменила бы лекции: зачем тратить время на то, что можно прочесть в учебнике!
— Отменила экзамены.
— Дай вам волю, вы бы и занятия отменили, — усмехнулась Полина.
— Не все, только некоторые.
— И вступительные отменить! — потребовали, вдохновляясь собственным энтузиазмом. Ничто, Полина заметила, так не поднимает человека над миром, как сознание своей силы.
— А что? Если принимать в институт всех, кто хочет? А оставлять лучших. — (Можно подумать, что они слышали ее сегодняшний разговор с деканом). — Сразу бы успеваемость подскочила! Нет, правда. Если бы ввести такую систему?..
— Условие ставлю я, не забывайте, — напоминает тем же шутливым тоном.
И ее сразу поняли, продолжали:
— Давал бы повышенную стипендию не за пятерки, а за моральные качества студента.