— Что ж… — усмехнулся Лебедев, — картина впечатляющая и позволяет сделать по крайней мере три вывода. Первый. Существует некий, не слишком осведомленный, но удивительно оперативный шпион. Он следит за нами, наших замыслов в точности не знает, но ухитряется их разгадывать. Хотя бы потому, что наша тактика, надо признать, оказалась шаблонной. Все четыре поисковые группы отправлялись в спешке и примерно на один манер.
— Согласен.
— Вывод второй. Перед нами появились свежие танковые или моторизованные части противника, прошедшие школу карательных операций. Предположительно из Франции или Югославии. Это мы, кстати, проверим и через штаб фронта и через Москву.
— Да. И поскорее. Если это подтвердится, гибель разведчиков в какой-то мере окупится.
— Наконец, третий вывод. Провал первой группы — случайность. Но по каким-то признакам умный немецкий офицер, разведчик или контрразведчик, нащупал в этой случайности закономерность. Мне кажется, что прибывший этого сделать не мог. Работает тот, кто постоянно следит за нами в кто, с одной стороны, свыкся с нашей тактикой, а с другой — нащупал ее слабые стороны. Значит, между прибывшими частями и давно стоящими здесь установлен прочный контакт.
— Не улавливаю причин.
— Весь район поймы в течение всей минувшей гнилой зимы и весенней распутицы для серьезных боевых действий был практически непригоден. Противник отвел оттуда основные войска. Может быть, на отдых, может быть, в резерв, чтобы в случае нужды вновь занять позиции вдоль поймы. Поздняя весна и начало лета были сухими. Пойма обезвожена. Мне даже кажется, что она выдержит танки, а при незначительной инженерной подготовке — саперы без труда наведут переправы — и колесные машины. Значит, пойма на данном этапе является идеальным местом для внезапного удара — как нашего, так и противника. И я не удивлюсь, если прибывшие танковые или моторизованные части нацелены именно на нее. Они, вероятно, стоят на расстоянии короткого броска-перехода от поймы и ждут своего часа. В этих условиях высылка моторизованных отрядов-засад является прекрасной тренировкой для войск, прибывших на новый театр военных действий, и освоения колонных путей выдвижения на рубеж атаки в ночных условиях.
— Правильно, — согласился подполковник. — В выводах мы сошлись. Что будем делать?
— Вы, видимо, искать осведомителя. Мы — немедленно сообщим и перепроверим свои догадки. Мне кажется, что и командующий фронтом и наш командующий потому так настойчиво высылают разведку, что опасаются именно этого варианта.
— Опять все правильно. Поэтому очень прошу: отвлекитесь от своих прямых дел и подумайте за нас, грешных. Осведомитель, шпион, все-таки существует. Оглянитесь свежим взглядом, проанализируйте. Ведь все мы в нашей жесткой обороне несколько успокоились. И вот результат: противник нас обошел. Дело-то в конечном счете одно делаем.
Майор не успел согласиться, потому что зазуммерил телефон. Каширин взял трубку привычным, даже несколько ленивым жестом, но сейчас же подтянулся и коротко бросил:
— Есть! — Он встал, одернул китель и повернулся к Лебедеву: — Обоих немедленно к командующему.
8
Матюхин слушал немецкую линию и продолжал удивляться: она молчала. Кроме далекого радио, ни одного слова — ни немецкого, ни русского. И вдруг в трубке что-то звонко щелкнуло и девичий голос — тоже звонко и весело — прокричал:
— Нина, передай Маше, что Дуся благодарит за огурцы!
— Передам. Что у вас?
— Тишина. Дуся говорила, что пойдет к старшине и достанет полотенцев для вашей бабки.
— Женя, ты там возле разведчиков крутишься, достала бы у них немецкую самописку.
— Ладно. Звони! Двадцать второй! — Голос телефонистки вдруг стал вредным и злым. — Что вы шумите? Сейчас дам вам Семнадцатого.