Он задержал дыхание, изумленный, как быстро его сознание сделало такой резкий скачок. Он повернулся и занял место около стола у окна.
— Что случилось? — тихо спросила она.
— Ты знаешь, о чем я думаю?
Прищурившись, он сделал большой глоток вина.
— Я уверен, ты расскажешь мне.
— Я думаю, ты влюбился в меня, и это огорчает тебя до смерти.
Если бы он ответил, не раздумывая, она, возможно, поверила бы ему. Но вместо этого он секунду-другую смотрел на нее, а затем быстро заговорил, понимая, что ему нужно что-то сказать.
— Ты с ума сошла? Мы едва знакомы.
— Может быть, я сошла с ума, — спокойно произнесла она, — но повторяю, ты влюбился в меня. Не отрицай.
Сказав это, она повернулась, и пошла посмотреть, готова ли еда, а Джошуа так и остался стоять, глядя ей вслед. Стакан вина застыл в его руке, он так и не успел поднести его к губам.
Глава 14
Весь следующий час они провели за маленьким столом, окруженные волшебной обстановкой: за окнами злилась метель, кружили снежинки; а дома сверкал хрусталь, переливаясь радугой в свете свечей и отбрасывая светлые блики на белоснежную скатерть. Еда таяла во рту. Вино возбуждало аппетит и снимало лишнее напряжение, придавая беседе непринужденный характер.
«Мы сейчас похожи на любую пару в любом уголке света, — подумала Ари, — занятую безобидным разговором и избегающую серьезных тем, которые тем не менее висят в воздухе как дамоклов меч».
Это была обычная милая беседа, которая доставляла Ари удовольствие, но вместе с тем она не могла не чувствовать некоторой фальши. Удивительно, но Джошуа с небрежной откровенностью отвечал на любой вопрос, касавшийся его собственной жизни, хотя едва упомянул о своем тяжелом детстве. Он не задавал вопросов, и Ари начала подозревать, что он боится спрашивать, понимая, что так или иначе разговор коснется ее болезни, которая составляла часть ее жизни. Возможно, единственное, что он мог предложить ей, — притвориться, что этой болезни вообще не существует.
Убрав грязную посуду, они снова уселись за стол и медленно потягивали вино, на это раз чудесное «Каберне».
Возникшая пауза оказалась внезапной. Притворная идиллия, странно похожая на ложь.
— О чем ты думаешь? — спросила она, Понимая, что он скорей всего ответит небрежным пожатием плеч, что означает — собственно ни о чем. Но он удивил ее.
— О тебе.
— Неужели?
— Я пытался представить тебя запертой в городской квартире. И так день за днем, в полном одиночестве, не видя никого, и не выходя на улицу… Я просто не могу вообразить себе подобную картину и, наверное, мне следует расспрашивать об этом, но это выше моего понимания. Это так не вяжется с тобой. Почему ты улыбаешься?
Ари глубоко вздохнула, чувствуя облегчение.
— Потому что ты не побоялся спросить, — ответила она.
— Если бы я не спросил, то просто сошел бы с ума. Но я думал, что разговор на эту тему может расстроить тебя.
— Ты шутишь? — быстро спросила она. — Я плачу психиатру, чтобы он разговаривал со мной об этом. И отвечать на твой вопрос мне вовсе не неприятно. Это означает, что я постепенно возвращаюсь к той Арианне, которой была до катастрофы.
— Значит, это последствия стресса?
— Ну да, постоянные приступы паники.
— Понимаю, но в чем именно это проявляется? Пока ты только упомянула, что разгуливаешь по ночам, как лунатик.
— Нет, я не лунатик, если быть точной. Я испытываю приступы паники, и время от времени помутнение сознания. И тогда я забираюсь в самые неожиданные места: например, в свою кладовку, а чаще — под кровать. — Она замолчала и взглянула на него с виноватой улыбкой, которая разрывала его сердце. — А в последний раз залезла под ель… во время метели. Пожалуй, это был самый изобретательный способ.
— Но что вызывает эти приступы? Тебя что-то пугает?
— Смотри… — Отклонившись на спинку стула, она подняла руку и начала считать, загибая пальцы. — Разумеется, я боюсь летать, и вообще находиться на улице — но это ты уже знаешь. Боюсь грозы. Сильный дождь, молнии и гром — все это пугает меня. Или, например, грузовик, проехавший мимо, который тарахтит как ненормальный, и вообще любой сильный шум и тишина, и запах трав… Какая разница! Я боюсь всего на свете, ты и представить себе не можешь, как я страдаю от этого.
— И как часто у тебя случаются подобные приступы? — спросил он нейтральным тоном.
— Каждый день.
— Но здесь не было ни одного?
— Нет.
— Как ты думаешь, почему?