Ари опустила глаза, их взгляды встретились.
— Папа умер при ударе… ничто не могло спасти его… — Она с трудом сглотнула слюну, остановилась и сделала большой вдох. — Я думала, мама тоже мертва, но когда наклонилась к ней, услышала, что она дышит. Дыхание было совсем слабое, но все же она была жива. Я понимала, что должна помочь ей и стала стучать в дверь кулаками, так как ее заклинило. И я помню, что так сильно кричала, что не заметила, когда она открылась. Но снаружи ничего не было. Ничего… только горы и пожухлая трава и редкие деревья на склонах гор. Тогда я побежала… не помню все подробности. Помню только, что кругом не было ни души, как будто я одна в целом мире, а позже разразилась страшная гроза.
Лицо Джошуа оставалось спокойным, как у человека, который, приняв на себя удар, отказывается показать боль. Пока Ари говорила, он внимательно слушал ее, но слышал в тысячу раз больше, понимая, что она чувствует в это момент и какие картины всплывают в ее голове. Несколько раз он удерживал себя от того, чтобы обнять ее и попросить прекратить рассказ, потому что с трудом мог смотреть на нее. Поэтому, стиснув зубы и каждым мускулом чувствуя ее страдания, он молча ждал, когда она закончит,
— Но все равно я опоздала, — прошептала она. — Ближайший город был в сорока милях, и нужно было не менее двух дней, чтобы добраться туда. Но было уже поздно.
Джошуа опустил голову, не выдержав глубины вины, которой было пронизано это последнее предложение, и изумился, как эта маленькая, хрупкая женщина не сломалась после двух лет. Слова Богу! Не удивительно, что она опасается выходить на улицу, боится оказаться одна посреди гор, ничего нет странного в том, что она не отходила от двери гаража, пока он чистил снег, будто отвечала за его жизнь и безопасность. Наряду со всеми этими страхами ее отвага была настолько непостижима, что он ощутил благоговейный трепет, гордясь ее поступком. Какая же смелость потребовалась ей — возможно, тоже получившей какие-то ранения во время катастрофы и конечно находившейся в состоянии шока, чтобы пройти сорок миль посреди пустынных гор, да еще во время грозы — и все ради того, чтобы спасти жизнь, которой скорей всего оставалось теплиться всего несколько минут.
Он закрыл глаза, припоминая, сколько раз ему пришлось наблюдать, как она боролась со своими страхами. Во-первых, на мосту, потом у двери гаража, и, наконец, последний кусочек отгадки встал на свое место, объясняя, почему Арианна Уинстон так долго хранила молчание.
Джошуа присел рядом с ней на кушетку, осторожно заключив ее лицо в свои ладони, повернул его к себе.
— Наверняка многие люди говорили тебе, что ты не виновата в том, что случилось, что ты не могла ничего сделать, чтобы спасти свою мать.
Арианна горько улыбнулась,
— Да, многие говорили, да я и сама знаю… Но неужели ты не понимаешь? Я должна была остаться с ней, а я бросила ее одну.
Притянув Арианну к своей груди, он уперся подбородком в ее макушку. И теперь его сильные руки ограждали от всего, что снова могло причинить ей боль. Это новое ощущение сильного покровительства было необходимо ему не меньше, чем ей.
Всю свою жизнь он жил ради себя и полагал, что все делают то же самое, но сейчас ему впервые захотелось доставить радость кому-то другому, позаботиться о другом человеческом существе. В тот момент, как он ощутил это, пустующее место в его жизни и сердце наполнилось до краев.
Казалось, они сидели так бесконечно долго, слушая легкое шипение смолы и потрескивание дров и не произнося ни слова. Наконец последнее полено рассыпалось, превратившись в пепел, красные угли сверкали на черной золе. Джошуа выпустил Ари из своих объятий и неохотно поднялся, чтобы подложить дров в камин.
Когда новое пламя разгорелось, он повернулся и увидел, что Ари заснула на кушетке, подложив ладони под щеку.
С отцовской нежностью, стараясь не потревожить ее сон, он укрыл Арианну большим вязаным пледом. Его огорчило, что свет погас именно в этот момент, вся центральная часть дома, кроме уютного уголка возле камина, погрузилась в темноту.
Он включил только два фонаря один в спальне, а другой поставил на каминную полку, а сам устроился на кресле перед кушеткой. Он не оставит Ари одну в эту ночь.
Примерно час он наблюдал, как она спит, прислушиваясь к ее дыханию. Плед мерно поднимался и опускался в такт ее дыханию в свете камина. Перед его мысленным взором всплывали ужасные картины той истории, что она поведала ему. И он молча проклинал мир, где кошмары, которые могут присниться только в страшном сне, случаются с людьми наяву.