Выбрать главу

Он обвел глазами горизонт, насколько мог видеть. Горизонт был чист. Он попытался обследовать и горизонт позади себя, но у него не получилось. Он больше не мог поворачивать голову.

Еще какое-то время он раздумывал о балансе своей жизни, но потом сдался. Жизнь была слишком многообразной, ему не удавалось охватить ее взором. «Тот, Судия на небесах, посчитает лучше, – сказал он. – В конце концов, для чего же Он ведет учетные книги».

Окурок в уголке рта снова дрогнул. Но Другой быстро посерьезнел. Что за ерунда? Сейчас нужно заняться делами поважнее.

Он задумался. Где-то в глубине все еще оставался страх перед чем-то мрачным и ужасным.

«Почему я так упорно занимаюсь этим Судией? – спросил он себя. – Конечно, потому, что сейчас дело принимает серьезный оборот! Вот дурость какая. Надо действовать по-другому», – сказал он. А потом передумал: «Ерунда! Я ведь не собираюсь никого перехитрить. Или искать новых путей теперь, когда уже слишком поздно».

У него было чувство, словно боги или Судия сидят высоко на небесах, прямо над ним, и смотрят на него, отменно развлекаясь тем, как он ощупью ищет выход и медленно умирает. Он впал в ярость и ожесточился.

«Да пошли вы! – заорал он и тихо добавил: – Я просто хочу достойно подвести черту, и больше ничего».

А потом он засопел и сжал зубы, потому что из нутра его рвался огненный шквал. Грудь горела. В горле копился чудовищный жар, потом, как пробка из шампанского, рванулся вверх и ударил в мозг. Ноги задергались, руки вцепились в решетку настила, тело выгнулось дугой, как полумесяц. Но остаток сигареты приклеился в уголке рта и не выпал. Он широко раскрыл рот, дыша прерывисто, частыми толчками. Жажда стала языком колокола и билась в желудке с жестяным звуком, солнце поливало его дождем горящего огня, как огнемет, а в мозгу бушевали беспорядочные картины и образы. Боги слились в вакхических объятиях, Мария визгливо смеялась, а из лона Бетси выползал целый выводок маленьких такс, что за безумие, а Однорукий играл в теннис, ракетка летала по воздуху. Где-то опять засмеялись, это была уже не Мария; смех был мощный и раскатистый, он со всех сторон отзывался эхом, так вон же стоит смеющийся ряд, они все там: старый Зевс, обнявший Леду, Вотан в германских подтяжках, и Иегова с окровавленными руками, Аллах побрился, Будда пялится на свой пупок, Маниту с бычьим сердцем тоже там, и негритянский бог, насиловавший госпожу Луну, ах, все это одни фантазии, настоящий цирк, хотя они и вечные, и этот их бесконечный смех, вон как развлекаются, свиньи, а я здесь умираю.

«А я умираю», – сказал он в изнеможении.

ГАЛЛЮЦИНАЦИИ ВОЗНИКАЮТ НАРЯДУ С ДРУГИМИ причинами при лихорадочных состояниях и, состоянии крайнего истощения (голодный и горячечный бред). Они являются восприятиями без наличия соответствующего внешнего раздражителя или же иллюзиями, то есть болезненно измененными образами реальных предметов. Зрительные галлюцинации называются видениями и играют важную роль в религиозном отношении. Галлюцинации, носящие императивный характер, легко приводят к совершению ими же предписанных действий, таких, как убийство, самоубийство и так далее. Во время галлюцинаций речь идет, как правило, о множественном возникновении образов, связанных с желанным будущим или с анализируемым прошлым, классифицируемых в зависимости от интенсивности заболевания или степени истощения мозга. Галлюцинации не следует путать с состоянием медитации.

«А я умираю», – тихо произнес Другой. А потом он снова закричал.

Проходившие перед ним парадным строем боги не переставали смеяться. Он поискал среди них Вышнего и не смог найти. Он почувствовал облегчение.

«Вышний вас проучит! – заорал на них Другой. – Убирайтесь, откуда пришли!»

Но боги по-прежнему смеялись. Они показывали на него друг другу, тыкали пальцем в его сторону и хлопали себя по ляжкам, заходясь в экстазе.

«Нирвана, – сказал Другой. – Просто блевать тянет. Надеюсь, Вышний скоро появится».

Вдруг наступила тишина и стерла всех смеющихся. Другой напрягся изо всех сил, стараясь увидеть Вышнего. Но он ничего не мог различить. Он призвал на помощь весь свой цинизм, чтобы спровоцировать Его появление. Но он не знал, что сказать. Тогда он сдался.

«Какой смысл, – сказал он. – К чему этот театр?» Хорошо еще, что смеющаяся орава исчезла. Как хорошо в тишине.

Он попробовал провести языком по губам. Но и это стало уже невозможно. Каждое движение сделалось ничтожным и не поддавалось его воле. Силы не было. Однако мозг еще работал хорошо, пока еще относительно хорошо.

«Относительно, – сказал он. – Ну что ж…»

Вот тоже словцо.

«Только жажда не относительна, – сказал он. – Жажда абсолютна, а все остальное чепуха. Все чепуха».

Лучи солнца прожигали его мозг. Но страх все еще оставался, он был важнее всего и разлит повсюду. Он просто ничего не мог поделать со своим страхом.

«И это тоже чепуха», – сказал он.

Ноги его уже умерли, когда сигарета прожгла в ноге дырку. Теперь он умирал немного выше ног.

Он беззвучно говорил сам с собой и гонялся за образами, которые посещали его.

Он снова стал печален.

«Все словно перевернулось», – сказал он еще печальнее. А потом он снова немного поспал. Он совсем не хотел спать. Может, это был вовсе и не сон, каким бывает нормальный «сон». Вообще все стало совершенно иным, не таким, как обычно. Все, что раньше было нормой, перестало ею быть. И наоборот.

«Наверное, это из-за операции на хрусталике», – сказал он и почувствовал благодарность.

Когда его тело больше не спало, попозже, он снова попытался открыть глаза. Он знал, что уже приподнял веки, только он ничего не мог увидеть. От мышечного усилия глазные яблоки закатились и смотрели туда, где его мозг все еще продолжал размышлять. В то же мгновение, как он опустил зрачки, чтобы суметь что-нибудь увидеть, опустились и веки, и напряженная борьба началась снова. Он попытался поднять руки и придержать веки, чтобы глаза оставались открытыми. Но руки тоже уже не двигались, они остались лежать там, где были, не шевельнувшись.

Солнце давно покинуло точку зенита и склонялось к горизонту. Небо раскинулось во все стороны, и синева его была беспредельна. Гладкий, как натертый паркет, лежал безмолвный океан. Лодка бесконечно медленно поворачивалась вокруг своей оси.

Другой снова и снова пытался видеть. Упорно, ожесточенно напрягал он мышцы. И наконец у него получилось, но он все равно ничего не увидел.

Солнце без обиняков светило ему прямо в глаза. Глазные яблоки высохли, широко раскрывшиеся зрачки глядели в обрушивающийся на них свет. Он ничего не видел. Он только знал, что должен видеть.

«У меня открыты глаза, но я ничего вижу», – констатировал он, не в силах сердиться. Он был измотан, вот и все.

«Не стоит, – сказал он, – все равно горизонт чист».

«А когда хоть что-нибудь маячило на горизонте? – спросил он себя. – Раньше, так сказать, в универсальном смысле?» – пояснил он и немного посмеялся над выражением «в универсальном смысле». «Ну никак не удается отвыкнуть от высокопарных выражений», – сказал он.

«Звучит так, будто я дома веду умные разговоры. А что, ведь похоже, а?» – спросил он себя.

«Нет», – ответил он.

Когда он подумал «нет», он еще долгое время размышлял, потому что «нет» казалось ему неверным ответом. «Прежде и раз, и два было верным, – сказал он. – Но теперь?»

Он продолжал думать и поймал себя на том, что направляет свои мысли туда, где его прошлое.

«Не забывай о главном, – напомнил он себе. – Твое дело – умереть, а ты все еще продолжаешь копаться в старом. Можешь называть эти вещи, как тебе угодно, все останется без изменений».

Он помолчал немного.

«Конечно, кое-что появлялось на горизонте. Правда, Мария? Ты ведь знаешь? Я этого долго не знал. Я и сейчас еще иногда этого не знаю или забываю. Это потому, что я лежу здесь в таком состоянии. Да, другие вещи – ты уж извини, пожалуйста, Мария, – появлялись время от времени на горизонте. Такие вещи, про которые ты ничего не знаешь. Всякие разные незначительные моменты. Но и очень важные и большие тоже. Только узнаёшь об этом, к сожалению, когда уже слишком поздно. У кого есть еще время, тот ничего не знает, – сказал однажды кто-то, не помню кто. И эти мгновения и есть как раз те, которые идут в счет. Может, как раз в том и счастье, что в момент, когда это случается, ты не всегда про это знаешь?»