Кроме девчонок, которые потеряли из своей компании Ника. Не могу их винить, мой парень — красавчик. Умный и хорошо воспитанный. Но он мой, так что, девочки, адьё.
Весь вечер Никита ухаживал за мной и танцевал все танцы.
Параллельно я бегала к Маше, чтобы, о чем–то попросить. Совмещать работу и отдых — это что–то нереальное, поэтому к десяти вечера я выдохлась. Мне нужен был перерыв от людей и музыки. Хотела позвать с собой Никиту, но нигде его не нашла.
Был на этой базе уголок. Он находился в самом конце, был не освещен и практически не просматривался со стороны шатра. Меж высоких деревьев кто–то соорудил импровизированную лавочку и поставил железную банку. Эдакая курилка с видом на ночной пруд.
Я села на эту лавочку, оперлась спиной о ствол дерева, скинула с ног босоножки и закурила. Не помню, когда я делала это в последний раз — наверное, две недели назад, перед приездом Никиты из Барселоны.
Мне нужен был отдых, я нуждалась в отпуске. Прикрыла глаза, фантазируя, как мы отправимся с Никитой отдыхать. На море. Сто лет не была на море. С того раза, как работала с Верой на побережье…
— Не помешаю? — спросили из–за спины.
Я резко дернулась, но сдержала визг.
— Марина! Черт! — выдохнула я, хватаясь за бешено стучащее сердце.
— Так меня тоже называют, — пожала плечами мама Карины и села рядом со мной на лавочку. — Угостишь?
Я протянула ей пачку.
— Чего тут одна киснешь? — спросила она и слегка толкнула меня своим плечом, выдыхая дым.
— Смешно, да? — усмехнулась я. — Мне скоро тридцать. Я уже давно живу отдельно от родителей, работаю, сама себе машины покупаю, а курить при родителях не могу. Узнают — прибьют.
— Пф, конечно, прибьют, — кивнула Марина, подтверждая мои слова.
— Ты Карине не запрещаешь ничего.
— Чтобы что–то запрещать, нужно подавать хороший пример. А какой с меня пример? Сама пью, курю, матерюсь, — голос Марины начал садиться. — Иногда мне кажется, что она меня стесняется. Но я ее не виню, самой иногда тошно от себя.
Солнце давно село за горизонт, выпуская в ночь неизменную хозяйку — луну. Вокруг было очень темно, но мне не нужен был свет, чтобы понять, что женщина рядом со мной вот-вот заплачет.
Потушила свою и ее сигарету и притянула Марину к себе.
— Знаешь, что я подумала, когда впервые увидела Карину?
— Что? — Марина хлюпнула носом.
— Я подумала — как хорошо, что она такая…немного сумасшедшая, резкая, веселая. Искренняя. Мы — я, Семён, Карина. Все мы — отражение своих родителей. И я полюбила ее. И тебя…, — сделала небольшую паузу, — твоего мужа нет, прости… не могу полюбить чужого мужчину…
Марина засмеялась сквозь слезы и сказала:
— Еще бы ты влюбилась в него, я меня удар поставлен, имей ввиду.
— Любви ребенка к матери всё равно как ты выглядишь. Ей все равно, как ты одеваешься, сколько зарабатываешь, как разговариваешь. Ей вообще плевать на все. Она просто есть. Карина не стесняется тебя. Ты бы это поняла, если бы увидела, какими глазами она смотрит тебе в спину. Думаю, она видит в тебе сильную и властную женщину, которой чужды теплые эмоции.
— О чем ты? — уже заметно успокоившись, спросила Марина и отодвинулась от меня, заглядывая в лицо.
— Я о том, что сейчас самое время подойти к ней и сказать, что ты счастлива за нее. Что ты ее любишь и навсегда останешься ее мамой. Что твой дом — всегда будет ее домом. И что как бы страшно ей не было, ты всегда будешь рядом.
Марина схватила меня, крепко прижала к себе и прошептала на ухо “спасибо”.
Мы посидели еще пару минут, пока Марина вытирала слезы, а после она сказала:
— Вы с Никитой замечательная пара.
Я уставилась на нее шокировано.
— Ой, брось, — махнула она рукой. — Только идиот ничего не понял.
— М–да, — вздохнула я.
— А почему ты не хотела говорить родителям о нем? Я видела его взгляд и поверь мне, мужчина ТАК смотрит на женщину только в одном случае — когда заявляет на нее свои права.
— Понимаешь…, — замялась я. — Он одноклассник Семёна и младше меня на три года. Для меня это не проблема. Больше не проблема. Я люблю его. Но как отнесутся к этому родители? Семён?
— Да какая вообще разница? — всплеснула руками женщина. — Что нам осталось этой жизни? Лет тридцать?
— Эй! Я младше тебя на пятнадцать лет! — воскликнула я, а сама улыбнулась.
— Неважно. Бери от жизни все, пока есть такая возможность. Как онколог тебе говорю.
— Ну ты даешь!
— Это не я даю, а жизнь, — Марина пожала плечами и встала, собираясь уходить. — О, кажется, смена караула намечается.