— Я не обижаюсь.
Ее мать выглядела так, будто собиралась снова что-то сказать, но тут наконец-то открылись двери. Все подскочили на ноги, когда в дверном проеме появился Брейди. Он выглядел сонным, но в приподнятом настроении. Его эмоции были написаны у него на лбу, и лицо озаряла улыбка.
— У нас мальчик! — произнес Брейди. — Брейди Джефферсон Максвелл IV. Мы зовем его Джефферсон.
Все радостно запрыгали. По залу прокатилась волна поздравлений. Потом объятия. Ее мать расплакалась.
— Наш первый внук, — снова и снова она повторяла мужу.
Он обнял ее и прижал к себе.
— Когда мы можем увидеть его? — спросила Саванна.
— Сейчас, — с улыбкой ответил Брейди. — Мы провели некоторое время вместе. Они только что перевели его с Лиз в палату. Они сказали, что теперь все могут прийти и посмотреть на него.
Они вместе прошли по коридору через родильное отделение Мемориальной больницы Сибли в центре Вашингтона. Когда они вошли в отдельную палату, обустроенную для Лиз, Лукас взял ее за руку. Его лицо тоже излучало радость. Радость за новорожденного в их жизни. Радость за то, что они дожили до этого момента. Радость за кольцо на ее пальце, которое свидетельствовало о том, что он наконец-то стал частью ее семьи.
Он рассеянно крутил кольцо на ее пальце. Он часто так делал. И ей это нравилось.
В тот день, когда он сделал ей предложение, он взял ее с собой в Шарлотт, когда у него там была игра. Затем, они вернулись в Чапел-Хилл. В то время, когда вся ее семья собралась в доме, где они вместе выросли, Лукас вывел ее на веранду. Они сидели на качелях, прижавшись друг к другу от холода. Затем он встал на одно колено и попросил ее стать его женой.
— Да, — все, что она ответила ему.
И это была похоже на еще одно обещание.
Настоящее обещание, о котором они говорили несколько месяцев назад. Шесть недель, шесть месяцев, шесть лет…не имело значения, сколько времени потребовалось, чтобы добраться до этого момента. Единственное, что было важно, так это то, что они были вместе, и они сдержали свои обещания.
Она последовала за ним в палату, и увидела уставшую Лиз, прижимавшую к груди крошечный сверток. Ее щеки покраснели, волосы были растрепаны, и на ней все еще была больничная одежда – но она выглядела такой красивой, какой Саванна ее еще никогда не видела. Она просто светилась, держа на руках своего сына.
Наклонившись над Лиз, чтобы взглянуть на Джефферсона, Мэрилин снова расплакалась.
— Боже мой, самый ценный дар свыше.
— Хотите его подержать? — спросила Лиз.
Мэрилин кивнула.
— Да, очень.
Лиз искусно передала Джефферсона в руки Мэрилин, а потом они все уставились на маленького ребенка.
Лиз рассмеялась, нарушая очарование моментом.
— Думаю, мне нужно принять душ.
Брейди хихикнул.
— Это справедливо.
Саванна сидела в кругу своей семьи, когда Лиз ушла в душ. Джефферсона передавали из рук в руки. Словно горячую картошку. И когда он оказался в ее руках, она держала его как можно нежнее. Он вроде бы не возражал. Плотно спеленутый, он едва двигался. Он просто спал, не обращая внимания на большой мир вокруг него. Просто новенький и свеженький, готовый ко всему.
Она подняла глаза, когда Лиз наконец-то вернулась в чистой одежде, с влажными поднятыми вверх волосами. Саванна поднялась, и передала Джефферсона его матери.
В комнате воцарилась тишина. Ощущение спокойствия, которого Саванна никогда раньше не испытывала. Малыш изменил что-то…все.
Это заставило Саванну взглянуть на все по-другому. Не то, чтобы ей сразу же захотелось завести детей. Сначала ей хотелось стать крутым журналистом. Но все же…он был чудом. Помимо этого, он заставил ее оглянуться вокруг, посмотреть на ее прекрасную семью, и осознать, как же ей с ними повезло.
Она так долго пыталась не быть одной из Максвеллов. Скрыться от того, что отличало ее от всех остальных. От того, что делало ее особенной или важной только из-за семьи, в которой она родилась.
Но это была жизнь, которую ей дали. Чертовски хорошая жизнь. И ей больше не хотелось отстраняться от этого. Ей посчастливилось быть Максвелл. Какие бы привилегии ей ни были доступны, это было не единственное, что определяло ее имя. Это была лишь публичная часть его.
Вот это, прямо здесь, вот что означало быть Максвелл. Это означало семейные узы.
Лукас прижал ее к себе, пока она смотрела на свою семью. На свою мать и отца, на Клэйя и Андреа, Брейди и Лиз, на малыша Джефферсона…и на Лукаса, человека, с которым она собиралась провести остаток своей жизни.
И она не сомневалась, что была на своем месте.
Конец