Они были суровы и просты сердцем, поведали в ночи сказы от которых стыла кровь в моих жилах. И они умели любить от чистой души — дико, яро, самозабвенно. Это были люди, о которых я мог судить в своё время только лишь по одному человеку. Всё менялось, менялось и племя. Я видел это, когда рассказывал им свои истории возле костра. Я сам изменился.
В тот день, когда дверь охраняемая рунами наконец-то открылась — охотники смогли выйти наружу. Я прошёл долгий путь, чтобы снова подняться на Заветрь. Я вёл за собой своего сына — ему было пора научиться видеть, запоминать всё в этом мире. Как бы ни была холодна Зима, мы ещё встретим людей и увидим Тёплое Лето. Оно уже стало длиннее на день… Когда сын подрастёт, лето будет ещё более долгим. Когда у моего сына родится свой сын, люди получат второй шанс согреться под солнцем.
Дед научил ребёнка искусству сказания. Он поведал много историй о том, каким был мир и во что превратился. Девятитрава воспитывала внука легендами о древнем роде и своенравных богах. Мать дала ему силу Серого Волка, а его сестре — красоту Белой Волчицы. Я любил её, как в первый день возле ярила — больше жизни. Мой сын умён не по годам, он найдет свою дорогу.
— Что интересного мы узрим здесь? — спросил мальчик, спеша подняться на вершину горы. Как надёжную опору, он держал отца за руку и смотрел в даль голубыми глазами.
— Вначале посчитаем сколько осталось дымов от костров. Сколько Тепла пережило Эпоху мора… — Ответил Олег.
24.12.2014
Руслан Дружинин
Одинокое озеро
Рассказ
Волчонку было уже пятнадцать. Пережив это лето он сосчитает свою шестнадцатую Зиму, но что такого успел повидать в своей жизни? Короткие походы с матерью и отцом в ближайшие земли? Руины и выживших после Моровых Зим одиночек? Мир был гораздо больше и интереснее тесных стен родного убежища. Опасливых вылазок за сказами не хватало молодому сердцу и горячей душе.
Обучение, предостережения да наставления — это сопровождало всё его детство и отрочество. Особенно старались старый скиталец и бабка-ведунья. Первый пугал страшными историями о жестокости человека, вторая гадала на судьбы охотников, используя руны. И судьба Волчонка казалась ведунье опасной и полной событий. Но время шло, а мальчик не замечал вокруг себя ничего интересного.
В этом году он наконец-то решился. Пока отец занят, а Волчица упускала своего сына из виду, он сбегал из убежища и выходил на свои собственные дороги. Об этом никто не знал и даже сестра не могла остановить. Всегда можно было найти причину задержаться снаружи подольше. Вблизи логова безопасно, людей в этих местах видели редко, да и кто бы рискнул соваться прямо к убежищу? Слава о проклятом Навьем роде шла такая, что логово обходили десятой стороной. А если кто заплутал и подошёл слишком близко, Мать-Волчица срывалась с места и в дикой охоте настигала глупца.
Вспомнив последний такой случай, Волчонок недовольно поморщился. Отец всегда вмешивался и не позволял убивать нарушителей территории. Ободрав одиночек до нитки, их вышвыривали прочь с Навьей земли. В плен почти никого не брали, только если скитальца не было рядом. Но даже такая охота была очень редка, а походы с матерью и отцом давали Волчонку слишком мало свежих впечатлений. На чужой земле родители всегда вели себя крайне осторожно, прислушивались к любому шороху, следили за каждой подозрительной тенью. Порой безо всяких причин мать уводила потомство обратно к убежищу, а если сын пытался вдруг возражать — Волчица одаривала увесистым подзатыльником.
Дней короткого лета было так мало, а во время Зимних ночей в бункере действительно хотелось выть волком. Все истории деда он слышал уже на сто раз, от видений Девятитравы сердце стыло от ужаса. Порой удавалось разговорить отца и узнать что-то о старом мире до обледенения. Хоть тот сам никогда не жил в Тёплом Лете, но знал очень многое. Такие сказки Волчонку особенно нравились. Однако, если рядом оказывалась мать — отец умолкал и неловко улыбался под её строгим взглядом.
Волчица больше занималась воспитанием сестры, а к сыну была строга до суровости. Доброго слова от неё почти не услышишь, а вот затрещину за ухо поймать проще простого. И не понять: уважали её в Навьем племени или же больше боялись? Только старая ведунья пользовалась для матери непререкаемым авторитетом и даже почтением. С ней Волчица вела себя скромно, говорила вполголоса. Дед же при встрече со Старшей всё время ворочал или начинал выговаривать. Но мать лишь косилась на него с холодком, словно знала про деда такое, чего тот вспоминать не хотел. И только лишь с отцом она словно преображалась: была нежна, улыбалась, незаметно ластилась к нему, пока другие не видят. Вот бы Волчонку одну из таких её теплых улыбок…