— Они делают это каждую весну. Подводят итог и карают виновных, — Михаил постарался хоть как-то объяснить этот вид человеческой жестокости, испытывая колкое неудобство перед подземной убийцей. Показав ей растопыренную ладонь, он добавил:
— Эти люди нарушили пять главных законов Головы: нельзя осквернять Великий Жар, нельзя воровать, нельзя лгать опричнине, нельзя прятать от них что-то или кого-то, а также — нельзя убивать.
Перечисляя законы станции, Михаил по очереди загибал свои пальцы. Анюта смотрела на это так, словно старалась запомнить каждое слово. Кажется, она начинала понимать, куда они направляются.
— Это неправда, — вдруг вмешался Олежка. Закрыв глаза, отец медленно выдохнул. Все его слова сейчас обесценятся по прихоти сына. Не следовало говорить такого при Анюте, и всё же тот начал:
— Голова просто избавляется от лишних ртов. Каждую весну они считают людей в своём Блоке, узнают, сколько нужно еды и выводят разницу — кому жить, а кому умереть. Виновные всегда найдутся, для этого и создаются законы. Но в итоге — всё делается, чтобы просто не кормить неугодных.
— Люд на требу Леле? Негодный дар, — скривилась девушка. — Весной в жертву людей не приносят. Весна для коло небесного и тёплого рада… А Голова ваш — базыга…
— Только ему этого не скажи… — Буркнул скиталец. Олежке достался его неодобрительный взгляд.
И всё же Анюта его впечатлила. Неужели те, кто жил на поверхности оказались ещё хуже навьих понятий? Но стоило выкинуть такие опасные мысли, чтобы не проговориться. С людьми Головы ещё предстояло выйти на мен…
На свои предплечья Михаил повязал белые ленты. Олежка тоже закрепил известные знаки скитальцев — он знал, что стоит преодостерчься. С лентами можно надеяться, что стрелять сразу не станут. На вопросительный взгляд Анюты, Михаилу пришлось пояснить:
— Обереги. Чтобы люди за этой стеной не стреляли. Надень.
Она кивнула и позволила завязать на себе такую же ленту.
Каждый, кто приходил к Блоку был вынужден пройти через висельников. Это место служило не только судилищем, но и предостережением для чужаков — посторонним тут были не рады.
Отец и сын не смотрели по сторонам, но Анюта не могла удержаться. Каждую вещь, встреченную на поверхности, она изучала с большим интересом и всё запоминала. Мертвецы ничего не могли ей сказать, но сама смерть говорила о многом. Навь ведь тоже привыкла к убийствам, но ради другого — ради выживания, ради пищи, ради племени. Поймет ли она тех, кто жил на поверхности? Представляет ли себе ужас, что царил в этом месте? Этого Михаил знать не мог, но заметил, что на повешенных детей девчонка старается не смотреть.
— Стой!
Резкий голос из-за стены прозвучал неожиданно. Глава семьи аккуратно поднял руки вверх и это же сделал Олежка. Анюта, посмотрев на людей, повторила незнакомый ей жест.
— Несём своё слово из дали, расскажем о том, что в пути видали! — традиционное приветствие скитальцев прозвучало от Михаила как можно громче. Ответивший голос показался знакомым — это был привратник Головы — один из опричнины. С Григорием они уже не раз встречались, и тот тоже узнал старика.
— Жив ещё? Я смотрю, и Олежка с тобой.
Железные ворота заскрипели, меж приоткрытых створ вышло несколько человек. Их тела покрывала не одежда, а то, что от неё осталось. Многочисленные свитера, рубахи и даже лоскуты женских платьев полностью опоясывали опричников. В руках стражники Головы сжимали ржавые автоматы. Из такого оружия можно было скорее убить себя, чем кого-то другого. Но проверять работоспособность «стволов» совсем не хотелось. Тем более, что пока всё складывалось вполне удачно.
Григорий был человеком в возрасте. Через всю левую щёку привратника тянулся старый ожог, полученный в юные годы. Как он сам рассказывал: во время драки с «парочкой» шатунов, его завалили в костёр. Сейчас шрам кривился улыбкой, делая ту похожей на медвежий оскал.
Михаил улыбался в ответ, но рук своих не опустил. Напарники, стоявшие рядом с Григорием, были явно из молодежи и они не знали пришедших. Глаза юнцов задиристо блестели, а оружие было снято с предохранителей. Григорий, видя беспокойство «старого друга», кивнул новобранцам.
— Всё в порядке. Это скитальцы, они не со злом к нам пришли.
Затем, обернувшись уже к Михаилу, спросил: