Скорее всего, у него уже есть дети. Эта страна платит большие деньги за ранний брак своим гражданам. Дает им жилье, обеспечивает бесплатной медициной, они имеют столько льгот, что кажется, они живут в сказке. В арабской сказке. И только приезжим в ней нет места.
В кокпит забежала стюардесса. Она улыбнулась Вирджинии:
— Что вы любите, мисс, чай или кофе? Что вам принести на обед?
Курицу или баранину?
Вирджиния улыбнулась в ответ на вкусные слова:
— Кофе, конечно. А на обед, — она задумалась. Если ее капитан араб, это значит, что он предпочитает баранину, в таком случае, у нее выбор не большой, — курица подойдет.
Стюардесса кивнула и повернулась, чтобы выйти, но чуть не столкнулась в дверях с Саидом. Вскрикнув от неожиданности, она сложила ладони на груди и опустила голову, потупив взгляд в пол:
— Здравствуйте, капитан.
Стюардесса не смотрела ему в глаза. Да в них вообще лучше не смотреть. Кроме надменности ничего нельзя увидеть. Но Вирджиния пристально наблюдала за ним: он нахмурил брови и молча сел в свое левое кресло. Игнорируя стюардессу, которая вылетела отсюда сразу, как выход стал свободным, игнорируя ее саму. Восточный аромат дал о себе знать и тонкой ноткой коснулся ее обоняния.
— Я вбила маршрут, — произнесла Вирджиния, пытаясь привлечь его внимание, — погода сегодня летная. Даже удивительно, что небо не разразилось бурей.
Он проигнорировал и ее слова, одел наушники и вышел на связь с диспетчером.
Вообще-то диспетчер — ее работа. Или ее работа теперь пить кофе и есть курицу?
Она взяла чек — лист и прикрепила его на штурвал. Если капитан будет так и дальше молчать, то полет пройдет в самой жуткой обстановке. Разве можно так поступать в кокпите, когда за спиной более трехсот человек? Нет! Здесь религия должна уйти на второй план!
— Пройдемся по предполетной подготовке, — произнесла она, начиная зачитывать чек — лист.
Ее слова заставили Саида опустить наушники и посмотреть на девушку. Она зачитывала этапы подготовки самолета и сама проделывала всю работу. Его работу. Или ее работу? Он не сказал ей, что сегодня она будет лишь только следить за приборами и выходить на связь с диспетчером. Если диспетчер не упадет от звука женского голоса, слыша его из кокпита. Но он не даст ей управлять самолетом.
Никогда! Разве женщина может делать это?
Вирджиния удовлетворенно кивнула, сказав последние слова, и включила аэронавигационные огни. Она будет работать. Даже больше, чем он думает.
Он молчал, потом отвернулся и занялся своей работой — проверил кнопки пожарной тревоги, нажав на каждую. Те вспыхнули красным цветом и закричали резким звоном.
Арабов поймут лишь арабы. Девушка отказывалась это делать на протяжении всей своей жизни в Дубае. Она с ними старалась не связываться. Куда проще выходцы из Египта и Сирии, Ирана или Ливии. Они тоже мусульмане, но без пафоса. Саид сейчас превзошел всех арабов аравийского полуострова. И наверно, всего мира.
Он говорил с диспетчером на арабском языке, а она не улавливала ни слова. К ее сожалению, диспетчер оказался тоже арабом. И хотя эта речь плавно, как золотая вязь, касалась слуха, сейчас она раздражала.
Молчаливая игра длилась до самого запуска двигателей. Вирджинии казалось, что она должна угадывать слова и действия своего капитана. Наконец Саид произнес одну фразу для нее. Но даже эта фраза стала приказом:
— Твоя роль в сегодняшнем полете— следить за приборами и выходить на связь с диспетчерами.
Она так и думала, когда узнала, кто ее капитан. Ничего удивительного. Между ними расстояние два метра, а кажется — целая вселенная.
— Хорошо, — покорно прошептала она. Арабы любят покорность.
Потерпеть всего лишь один рейс. Ей ведь это ничего не стоит. А потом она полетит с другим капитаном— испанцем, португальцем, немцем, да пусть хоть с индусом — с любым из них лучше, чем с Саидом.
Она посмотрела на него: его взгляд был устремлен перед собой. Он плавно выруливал самолет к взлетной полосе. Остановив его, взглянул на нее. Их взгляды пересеклись в том самом молчании.
Хотелось ненавидеть его, но она боялась даже подумать об этом— он читал ее мысли.
— Не выходи на связь с салоном, не хочу, чтобы мои пассажиры выпрыгнули из самолета, — произнес он, не отводя от нее глаз, как хищник.
Девушка промолчала, стиснув зубы, и отвернулась. Она и не хотела ничего говорить в салон, она вообще ничего не хотела говорить при нем. Он заговорил сам, приветствуя пассажиров на двух языках. И арабская речь, как и запах востока, ему шла больше.