Я откладываю свое виски на журнальный столик, и также уверенно как в тот вечер, восемь лет назад, забираю стакан у нее. Хейли удивленно распахивает глаза, подается вперед, вскидывает ладонь и касается моего лица, проводит пальцем по скуле вниз к подбородку, словно по струнам. Она молчит, а взгляд ее кружит по моим чертам, она ждет чего-то. Наверное, поцелуя? Но в этот раз именно слова кажутся гораздо важнее и я, наконец, срываюсь:
— Я люблю тебя, Хейли, — выдаю я каким-то не своим голосом, охрипшим и внезапно глухим. — Останься со мной, хотя бы на это рождество, — накрываю ее ладонь своей, и стискиваю покрепче. — Останься, придумай что-нибудь. Скажи, тебя агент задержал, скажи, из-за снегопада все планы сместились, — я не люблю упрашивать, не люблю молить, но в тот момент, я бы встал на колени, если пришлось бы.
— Останься, Хейли, — повторяю я у самого ее лица, не в силах оторвать взгляд от ослепительных глаз, которые я так люблю. Люблю с самого первого дня. Она вздрагивает и, опустив ресницы, мягко улыбается:
— А, что, если я скажу тебе, что сегодня сдала обратный билет в Лондон?
Я не верю своим ушам, и переспрашиваю:
— Сдала билет?
Хейли снова смотрит в пол и, не поднимая ресниц, произносит:
— Что, если я скажу, что рассталась с Джейком?
Она неуверенно встречается с моим взглядом, в ее ясных глазах растерянность и тревога.
— Ух, ты, — мне хочется ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что я не сплю. У меня в голове сотни вопросов, но вместо этого я выдаю странную и совершенно не подходящую случаю фразу:
— И ты приехала в Нью-Йорк…
— К тебе, Фрэн, — заканчивает она предложение и смущенно глядит на меня.
— Ты серьезно? — я все еще не верю ни ушам, ни глазам, ни этому вечеру, ни снегу за окном. Хейли видя мою оторопь, начинает быстро, почти лихорадочно говорить:
— Нет, я не была уверена, что ты до сих пор ждешь, — ее голос дрожит. — Думала, вдруг ты уже влюбился в кого… Но знаешь, я решила — будь, что будет, просто взяла и купила билет. А Дуайт меня звал еще месяц назад, я могла выбрать любое время, и я… Выбрала рождество.
— И когда вы с Джейком?…
— На самом деле, еще полгода назад. Но мне нужно было время подумать, — опережает она мой следующий вопрос. — Я хотела понять, кто я такая без Джейка. Без тебя. Какая я сама по себе, понимаешь, Фрэн?
Я бездумно киваю, я пока не слишком понимаю, но по правде, это и не важно. Главное, что она сейчас здесь — сидит напротив, и говорит, что приехала ко мне. Не по работе. Ко мне, черт побери!
— Ты не понимаешь, Фрэнсис, сам не понимаешь, какой ты, — она замялась, будто подбирая слова, — какой ты талантливый. Я не могла тогда в Риме согласиться, и загубить твою карьеру — ты должен работать здесь, где ты востребован, а не бросать все ради меня. Я обычная, Фрэн, самая обычная.
Я отрицательно качаю головой, в полном несогласии, но я вижу ей надо выговориться, и я молчу.
— Да, да. Я обычная девчонка из пригорода, возомнившая себя актрисой. Джейк видел, кто я на самом деле, и это мне в нем нравилось. Ты даже не представляешь, каково это, знать кого-то как себя, видеть в другом свое отражение, это — успокаивает, утешает. Но потом я встретила тебя, — Хейли немного виновато улыбается и пожимает плечами:
— Когда мы познакомились, знаешь, что я подумала? Что ты красив, как бог.
Я хмыкаю — она, разумеется, мне льстит. Сжимаю ее холеную кисть, все еще опасаясь, что это сон, и я вот-вот проснусь.
— А потом оказалось ты и в постели — бог, — она без всякого смущения, скользит по мне вызывающим взглядом. — У меня просто не было шансов, Фрэнсис, устоять перед тобой.
Но ты думала целых восемь лет, Хейли. Ее шутливый тон вернул мне равновесие, и все те тысячи вопросов, что роились в уме, отступили на задний план.
— А я-то надеялся, ты запала на мой богатый внутренний мир, Хейли Дункан, — я наклоняюсь к ней ближе и, взяв за подбородок, приподнимаю ее голову, пока наши глаза не находят друг друга.
— На него тоже, — мурлычет она, и я накрываю ее губы поцелуем, от которого в уме разливается гулкая пустота. Руки скользят по рельефу желанного тела, ладони готовы прожечь легкую ткань одежды, я остро, теперь без всякой горечи, ощущаю мощную волну восторга. Она моя. Теперь по-настоящему. Да, многое еще предстоит решить, и легко не будет, но мы хотя бы попробуем. На мгновение отстраняюсь, и с жадным нетерпением спрашиваю: