Моей единственной традицией, которая сложилась естественным путем (путем отвращения к соленному морскому бризу и бесконечным голубы пространствам), стал побег в глубь города-пребывания. Я искал местных жителей с безмятежными их лицами, их дикими пляжами, вкусными местными ресторанами, особенностями ландшафта и годами вьющихся историческими архитектурными особенностями. Искал в них спасение от возрастающего возмущения моего организма от этих морских баталий ни сколько с природными, сколько с техногенными катастрофами в виде напивающихся до беспамятства моими ночными посетителями.
Но сегодня, именно на 64 городе, я почувствовал великую усталость от бесконечно меняющихся картинок – людей и деревьев. Ближайший бар был расположен прямо на берегу Карибского моря, прямо на против нашей огромной и сияющей плавающей махины. Давно я не прикладывался к памяти Эрнеста – «Двойной Дайкири».
Это великое сооружение имело избушкины тростниковые ножки, упирающиеся прямо в дно морское. Современной отделки с большой мигающей вывеской «POP-STOP» на сегодняшний день мне было достаточно.
Вход с пирса был украшен аркой с самой простой разноцветным мигающим рождественской гирляндой. Современная отделка в близи оказалась всего лишь прибитым на выпирающие гвозди пластами ржавого железа никак не стыкующегося между собой. Крыша – вот, что на самом деле внушало доверие. Скошенная на 45 градусов из толстенного японского стекла крыша свисала прямо в северную сторону моря.
Довольно странное архитектурное решение скрывало в себе расположенную вкруговую в центре помещения барную стойку и бесконечное множество стоявших по ее периметру барных стульев без спинки с высоченной и тонкой ножкой. Классической темно-коричневой деревянной отделкой был обшит весь зал. Подойдя к барной стойке я заметил, что она исписана миллионами различных цитат. «It’s not the years in your life that count. It’s the life in your years» Линкольн. «Have no fear of perfection; you’ll never reach it» Дали. «Life would be tragic if it weren’t funny» Хокинг. И многие, многие другие излияния мировых локомотивов остались запечатлены белым мелом на темно-зеленого цвета деревянной поверхности бара.
– Лимонад, Швепс, Английский холодный чай, дружище?! – увидев меня почти в припрыжку подошел темнокожий бармен с здоровенным серебряным кольцом в ухе.
– Дайкири! Двойной! Братишка! – ответил на таком же непонятном как этот английский холодный чай акценте я.
Парень-гигант, лет 27-ми, был одет в голубую поло с лого «POP-STOP» заведения, синие джинсы и вьетнамского стиля тапки. Сквозь футболку выпирали по две штанги с каждого соска.
– Неужели эту дыру начали посещать хорошие гости? – обратился ко мне в ответ он своей белоснежной сверкающей улыбкой и нежным темно-зеленым взглядом.
– Комплименты?
– Ты получишь здесь самый вкусный Дайкири из всех ближайших архипелагов! Посмотри на четвертуй запись прямо под твоим стулом! – крикнул он мне уже мысленно настраиваясь очаровать меня своими навыками.
«I drink to make other people more interesting» Хемингуэй. Это заведение не могло не нравится таким людям как я – блуждающие одиночество под толстенным японским стеклом обретало покой.
В центре, кстати говоря, барной стойки стоял высокий под потолок двухсторонний шкаф в форме пирамиды забитый тысячами и тысячами бутылок различных видов алкогольных продуктов. Как в классических американских фильмах с их гигантскими библиотеками логическим завершением образа «Biblioteka.Bar» была передвижная лестница, на которую собственно и запрыгнул под два метра ростом темнокожий парень-убийца.
– Пряный «Mount Gay» 1903 года! Как думайте? Подойдет ли для основы вашего любимого коктейля? Клянусь – будь тут сам Эрнест – упал бы с лестницы от такого чуда! – выкрикивая из под самого потолка «POP-STOP» все накручивал мои впечатления все тот же темнокожий парень.
Протягивая свои худощавые руки до вершины пирамиды кажется по нации пуэрториканец, непонятным мне образом соскользнул с достаточно уверенно стоящей лестницы. Грохот и визг скользящих колес заставили меня пошатнуться на барном стуле, а сердцу приказать пропускать кровь по моему организму в два раза быстрее обычного. Лицо залилось кровью, а в руках отдавалась не понятная мне до этого момента дрожь.
Пуэрториканец, вероятнее всего, был близок к нашим давним предкам, не то что он имел красную задницу, но ловко перевернулся на обратную сторону лестницы, вращаясь вокруг нее как профессиональный гимнаст, он с легкостью съехал вниз и кинул мне ту самую бутылку пряного «Mount Gay» 1903 года прямо в руки. Обладателем красной задницы оказался как раз таки я.