Наконец ночной всадник достиг озаренной лунным светом долины. Здесь не было ни одного дерева. Собрав всю колдовскую силу, отпущенную ему на эту ночь до третьих петухов, домовой поднялся в воздух и повис там, как огромная летучая мышь.
Весь северо-восточный Фельсланд лежал под ним. Крутом тускло поблескивало море, на юге таял в сумраке перешеек, соединяющий северо-восточную часть острова с юго-западной. Крошечным темным пятнышком на светлом море казался отсюда Руудин камень, словно стрелка компаса, поблескивал киль «Марты», на юго-западе, в Оскаровом овражке, купался лунный свет. Все ориентиры видны были сверху как на ладони, и домовой принялся определять по ним место, где спрятаны сокровища.
— Ну, Мику, — закричал он сверху. — Вперед!.. Тпруу! Сворачивай налево! Еще левее! Теперь хватит! Н-ну! Тпруу! Немного правее, держись правее. Тпруу! Н-но, прямо!.. Тпруу, назад, давай назад! Тпруу! Стой на месте! Давай левее, н-но!.. Прямо… Нет, направо, направо, давай правее!
— Стоп! Стой на месте и ни шагу дальше! — скомандовал наконец домовой и с треском скатился вниз. — Вот оно, верное место! — Его глаза прямо горели от жадности. Мику-Пака стояла там, где когда-то была копна сена. Об очередном предприятии домового у нее не было никакого представления. По правде говоря, все это не очень ее интересовало: еженощные проделки Тыну ей уже порядком надоели.
Домовой с жаром взялся за работу. Мику-Пака, свесив губу, наблюдала за его деятельностью.
— Послушай, Тыну, — наконец сказала она. — Я думаю, что и мне можно было бы немножко порыть землю?
— Рой, Мику, рой! — разрешил домовой. — Только смотри, если что стащишь, берегись!
— Я еще никогда ничего не таскала! — до глубины души оскорбилась Мику-Пака. Она принялась рыть, но делала это довольно угрюмо. Однако приятное занятие развлекло лошадку, и скоро она копала землю с неописуемым удовольствием.
Домовой Тыну так глубоко ввинтился в землю, что скоро над кучей земли поблескивали только его сернисто-желтые глаза. Он сверлил роющую лошадку полными недоверия глазами.
— Послушай, Мику, — пробурчал он. — Хватит уже! Довольно тебе рыть землю. Мне скоро не будет видно, что ты там вырыла!
Новое оскорбление заставило Мику-Паку заржать. Она так низко опустила голову, что губой коснулась земли. Как молния выскочил домовой из своей ямы.
— Открой рот! — заорал он и схватил Мику за морду. — Покажи зубы, ну, побыстрее!
У испуганной Мику-Паки рот открылся и без того. Домовой сунул ей в рот свой желтый нос.
— Пусто! — закричал он. — Ты что-то проглотила?!
— Что? — спросила Мику-Пака и чуть не откусила у домового кончик носа.
— Монету! — бушевал домовой. — А может быть, даже жемчужину или брильянт!
— Сумасшедший! — сказала Мику-Пака, немного придя в себя. — Ты, Тыну, сумасшедший, ну, совсем сумасшедший!
— Так, значит, сумасшедший? — проревел домовой. — Ну и что же?
Золото всех одинаково сводит с ума, и людей и домовых. Запомни, Мику: я тебя хоть в щепки разорву, но монету достану.
— Ладно, Тыну, — сказала Мику-Пака и собралась уходить. — Теперь можешь ездить сам на себе!
— Нет, нет, Мику, постой, Мику! — Домовой схватил Мику-Паку за поводья. — Будь умницей. Рой землю, сколько душе угодно, только под копной не рой, рой вот там, чуть подальше… Мику, Мику-Пака, будь умницей, Мику!..
Зная доброту Мику-Паки, читатель, наверное, не удивится, что лошадка позволила себя уговорить. Она отошла от домового в сторонку и вдохновенно принялась рыть землю.
Домовой тем временем работал у старой копны, как сверло. Над кучей земли уже не было видно даже его глаз — он ввинтился в землю почти на четыре метра.
С шестиметровой глубины он наконец вылез из ямы. Он был измучен и растрепан.
— Мику! — сказал он. — Во имя серного чада и третьих петухов: меня опять надули. Вода попадалась, плитняк попадался, а вот сокровищ и следа нет!
Мику-Пака перестала рыть и задумчиво покачала головой.
— От сокровищ и следа нет? — пробормотала она. — Но если я правильно сосчитала, то у старой копны я вырыла не менее девяти дождевых червей!
— Дождевых червей?! — рассмеялся домовой. — Мику, у тебя и впрямь деревянная голова. Разве это сокровище? Ха-ха-ха!..
— Не знаю, — сказала Мику-Пака смущенно. — Только Одноглазый Сильвер всегда приходит сюда их копать.
Смех домового как ножом отрезало.
— Во имя серного чада: это правда?
— Я соврала только раз в жизни! — с достоинством ответила Мику-Пака.
— А червей здесь просто уйма! — потухшие было глаза: домового снова засверкали. — Дождевые черви?!